Бумажные призраки - Джулия Хиберлин

У-ух. Хрясь.

У-ух. Хрясь.

Выхожу на тропу.

Все-таки я к этому готовилась.

Можно было не беспокоиться насчет Карла – он явно не пытается от меня сбежать. Даже остановился на пару минут, чтобы я его догнала. Дорогу сквозь лесную чащу он прорубает себе с помощью мачете – любимого инструмента туристов-походников и маньяков.

На всякий случай я держусь подальше, футах в пятнадцати от Карла. Нет, я не боюсь, что в один прекрасный миг в нем проснется жажда крови. Но случайно выпустить мачете из рук он еще как может. Барфли шагает чуть впереди, причем вид у него такой же настороженный.

У нас под ногами действительно нечто похожее на старую лесную тропу. Мой фонарик несколько раз выхватывал из темноты намалеванные на стволах стрелки – оранжевые и белые. Для охотников? Для юных натуралистов? Для бойскаутов или куклуксклановцев? Стрелки указывают в самых разных направлениях, некоторые – даже в небо. Насколько я могу судить, Карл не обращает на них никакого внимания и решительно идет по той самой карте, что хранится у него в голове.

Я мысленно твержу себе: пациенты с деменцией помнят отдельные подробности из своего прошлого. Не исключено, что Карл действительно знает дорогу. Но его темной комнатой вполне может оказаться не комната с четырьмя стенами, а весь этот проклятый лес.

Около получаса мы с Барфли шагаем вслед за Карлом. Он тем временем бодро рубит растительность и поет «Боевой гимн Республики». До меня долетают лишь отдельные слова и фразы. Я увидел, как во славе сам Господь явился нам.

Переходим вброд мелкий каменистый ручей.

Славься, славься, Аллилуйя!

Я осматриваю рану на боку у Барфли. Швы выглядят прекрасно. Время от времени я развешиваю по кустам клочки салфеток из закусочной – белые флажки, по которым я пойду обратно. Настрой у меня стал оптимистичнее, чем в машине. По дороге сюда я почти не сомневалась, что еду на верную смерть – именно здесь меня ждет испытание, на подготовку к которому я потратила столько времени и денег.

Пение смолкло. Карл вышел на поляну и замер на месте. У нас над головой пятачок темно-серого неба с зазубренными краями, будто ребенок вырезал дыру в крышке картонной коробки, чтобы впустить туда немного света и воздуха.

Впереди среди деревьев стоит небольшой домик.

Он целиком покрыт зеленым гонтом, а ставни и рамы – черные. Возможно, таким образом хозяин пытался спрятать его в лесной чаще, замаскировать. К дому пристроено широкое крыльцо с ветхими белыми качелями. Перед крыльцом – два больших треснувших мексиканских вазона. Если бы домик не прятался в глухом лесу и не выглядел так, словно вот-вот рассыплется на части, я бы подумала, что раньше здесь жили хорошие люди.

Рев цикад в этой богом забытой дыре так оглушителен, что я начинаю гадать, уж не из-за него ли Карл остановился. Может, шум его дезориентировал, вытеснил из головы все мысли? Я и сама-то с трудом соображаю.

– Положи мачете на землю, Карл, – громко говорю я, подходя ближе. Он только еще крепче сжимает рукоятку. – Бросай, сказала!

– В этом нет нужды. Обещаю не метать его в тебя. Пойду лучше посижу на крылечке.

Я возмущенно открываю рот, но тут же затыкаюсь. Карл подходит к крыльцу. Я иду по пятам. Когда он плюхается на качели, они издают очень даже предсмертный стон и, кажется, вот-вот рухнут на пол. Но нет, все нормально. Карл выключает фонарь и кладет его рядом с мачете на пол.

Затем протягивает вперед руки, шевелит пальцами, похожими на ехидных червяков, и прячет ладони за голову.

– Так нормально? – осведомляется он. – Перестань светить мне в глаза! Боже, от этих цикад такой грохот стоит – хуже, чем на рок-концерте. Это факт, между прочим. Самые громкие насекомые на планете. Стрекот цикад может превышать по силе сто пятнадцать децибел. А ты знала, что они на нас ссут прямо с деревьев? Хе-хе, в детстве мы называли это медовой росой.

Я начинаю гадать, действительно ли это его дом. Может, он замер на тропинке, потому что не знал, есть ли кто внутри? А может, ему просто захотелось присесть – и он нашел себе скрипучий стул?

– Цикады упоминаются в «Илиаде» Гомера, – продолжает Карл.

– Мы на месте – или просто сделали привал? – Я умолкаю на минуту. – Здесь кто-нибудь живет?

Не знаю, слышит ли меня Карл. Он опустил голову и уперся подбородком в грудь. В темноте он выглядит очень бледным. Глаза – узкие щелки. Барфли положил морду ему на ноги – на собачьем языке это значит, что все хорошо. Я освещаю фонариком потолок и крюки для качелей. Они кажутся на удивление прочными и надежными. У Карла и его мачете тоже умиротворенный вид.

Я опускаюсь на бетонный пол, сбрасываю с плеча рюкзак и начинаю в нем рыться. Достаю неопреновую бутылочку – воды в ней меньше половины. Эх, зря я не прихватила из машины последнюю бутылку воды. Поторопилась за Карлом и ничего не взяла.

Сделав большой глоток из бутылки, я осматриваю поникший силуэт Карла. Хлопаю его по колену.

– Не вешай нос! Вот, глотни.

Пока он жадно допивает мою воду, я пытаюсь понять, где мы. Если прибавить полчаса к тому времени, что я увидела на табло в машине, получается, что после моей очередной отключки Карл ехал около четырех часов. Значит, мы до сих пор в Техасе. Судя по ландшафту, в Пайни-Вудс.

Теперь я понимаю, почему в этих краях регулярно видят Бигфута, а в пору Гражданской войны дезертиры устраивали здесь схроны. Плохая новость: местность Пайни-Вудс по площади превышает 20 000 квадратных миль, а загуглить карту в голове у Карла я не могу.

Обвожу лучом фонарика все крыльцо.

– Мы на месте? – снова спрашиваю я.

Нет ответа. Входная дверь крепко заперта. При ближайшем рассмотрении она оказывается новее, чем могла бы быть, учитывая состояние обшивки и качелей. Замок большой и надежный. Огромное панорамное окно за качелями тоже прочное – с двойным противоударным стеклопакетом. Лесные жители и вандалы не причинили ему никакого вреда. Внутренние ставни – как закрытые глаза Карла.

Я понимаю, что этого не может быть… Но я как будто уже здесь бывала.

На этом самом крыльце. В этом самом лесу.

Две девочки в белых платьицах, одна – словно призрачное пятно. Две Мэри. В сказках, которые я сочиняла у себя в шкафу, их всегда звали по-разному.

Кто-то ползет по моей шее. Я прихлопываю ладонью местного жителя – паучка. Нет, это все девочки, хулиганят, хихикают, щекочут меня пером. Может, это они меня сюда привели?

Может, мне следовало докопаться до истины – узнать, что с ними случилось? Я никогда не включала двух Мэри в список жертв Карла Фельдмана. Убеждала себя, что они существуют только на картинке, и я распоряжаюсь их жизнями по собственному усмотрению – не выходя из шкафа. В том лесу не могло случиться ничего плохого.