Янтарь в болоте - Дарья Кузнецова

Алатырница несколько мгновений растерянно молчала, не веря услышанному и одновременно коря себя за недогадливость.

– И точно дурак, – пробормотала она наконец. – Княжич – хороший парень, да только на кой он мне-то сдался?

Олег растерянно обернулся к ней, а Алёна тем временем соскользнула с дерева, одним коротким шажком одолела разделявшее их расстояние. Обняла, с удовольствием прижалась щекой к сырой рубахе на горячей твердой груди. Воевода замешкался на пару мгновений, а потом стиснул ее в ответ так, что ребра хрустнули. Алатырница охнула на выдохе, мужчина опомнился и хватку чуть ослабил. Помолчал немного, потом спросил недоверчиво:

– Значит, прощаешь?

Она чуть отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо, и нахмурилась:

– Прощу, если губить себя этой гадостью прекратишь! – Запнулась на мгновение, но потом все же продолжила, опустив взгляд со смущением: – И ничего ты не старый, не говори глупостей…

Олег тихо, с облегчением засмеялся, опять прижал чернявую голову к своей груди, зарылся пальцами в густые, свободно рассыпающиеся по голым плечам волосы.

Русалки ночью, особенно в мужских глазах, были невероятно хороши собой. Даже понимая опасность, воевода прежде не мог устоять, благо Озерица приглядывала. А вот сегодня, любуясь веселящимися простоволосыми девицами, ловил себя на том, что не может отвести глаз от одной, попавшей к ним случайно. Праздничный сарафан, открывавший точеные плечи, волновал воображение еще в трапезной, а теперь на Алёне осталась одна только тонкая нижняя рубашка – короткая, полупрозрачная, на узких лямках, едва ли до середины бедра… Длинные густые волосы и то скрывали больше! Наваждение какое-то из лунного света, а не одежда, как тут удержать воображение?

Казалось низким и подлым подглядывать за девушкой, которую он только что обидел, и хотя все никак не получалось отвернуться и уйти, но Олег чувствовал стыд и злился на эти грезы. А вот сейчас сжимал Алёну в объятиях и не мог заставить себя отвлечься хоть на что-то. Пока одна ладонь тонула в шелке волос и едва не дрожала от наслаждения, вторая огладила узкую спину, поднялась кверху, и кончики пальцев прошлись по нежной коже над вырезом.

Алёна от такого прикосновения зябко вздрогнула, прижалась крепче, почти впиваясь тонкими пальцами в его поясницу.

– Олег… – выдохнула тихо, просительно, запрокинув голову.

В ночной темноте глаза ее казались черными, а взгляд… Вот где сущее колдовство, никакому янтарю не снилось!

И через мгновение он второй раз за этот вечер ее поцеловал. Нежно, осторожно, пытаясь этим загладить вину за свою грубость. А Алёна ответила охотно, жарко, и очень быстро неспешности не осталось места. Он легко подсадил алатырницу на низко склонившийся древесный ствол, на все еще лежавший там кафтан. Ладони мягко скользнули по стройным ногам и почти случайно оказались под рубашкой.

Жадный, горячий поцелуй на мгновение прервался, когда Алёна потянула вверх рубаху мужчины, стаскивая ее. Олег не противился, отбросил одежду в сторону, покрыл поцелуями белеющие в темноте плечи, шалея от медового запаха нежной кожи, от ласкающих прикосновений девичьих ладоней. Едва сдерживался, чтобы не сорвать с нее одежду, – тонкая ткань и не скрывала ничего, и ласкать позволяла, да только руки горели от желания коснуться безо всяких преград. И от того, как Алёна отвечала на эти прикосновения, как часто дышала, как тянулась навстречу, он совершенно терял голову. Целовал, и от поцелуев захватывало дух.

Однако в следующее мгновение, когда девушка потянулась к застежке его штанов, попытался все же прислушаться к слабому шепоту разума. Обнял ладонью ее лицо, слегка отстранился, пробормотал хрипло, севшим голосом:

– Алёнушка… У тебя же неприятности будут!

Она пару раз осоловело моргнула, не до конца понимая, о чем речь, а после тихо засмеялась и подалась ближе. Прижалась всем телом, так что он едва не забыл, о чем говорил, и ответила, пощекотав теплым дыханием шею:

– Никто не узнает.

Она вновь потянулась к его штанам, а Олег вернулся к прерванному поцелую. Даже если в глубине души происходящее и казалось ему неправильным, сил противиться собственным желаниям не было. Да и не хотелось, что уж там!

Отбросив сомнения, он наконец стянул с Алёны постылую рубашку, и оба потерялись в ощущениях, забывая, где находятся, не думая ни о чем и желая только близости. С каждым новым поцелуем и прикосновением хотелось большего.

И, конечно, не странно, что явь оказалась слаще любого сна или грезы.

Во дворец Алёна возвращалась на рассвете, совершенно пьяная от счастья. Зацелованные губы приятно ныли, тело наполняла истома, и от теплой, тягучей и сладкой как мед усталости движения сделались медленными и плавными. На душе было легко и светло, все недавние переживания и проблемы казались далекими, пустыми и немного смешными, словно мучили они ее не пару часов назад, а давным-давно, в детстве.

Алёну окончательно захватило настроение самого светлого дня года, праздника Озерицы, славящего жизнь в самом простом и диком ее понимании. Ту, которой чужды были ночные печальные мысли и пустые слезы, которая не знала слов и доверяла только чувствам.

Короткая летняя ночь изменила что-то внутри.

Алёна отчетливо осознавала, что ей нравится Олег. Не яркий образ из детства, а вот этот живой, настоящий мужчина, с которым она познакомилась здесь, неподалеку, на тренировочном поле у конюшни. И он походил на того, которого она помнила, но… издалека и немного. И пусть у этого, в отличие от того, были недостатки, но все-таки именно этот занимал в ее сердце все больше места, легко и быстро выживая оттуда прежнего.

У того не было веснушек, а у этого – были. Мелкие, светлые, незаметные издалека, и Алёне мнилась в них маленькая и только ее тайна. Она почти не сомневалась, что никто из дворцовых обитателей не видел их и не обращал внимания, они прятались за тяжелым взглядом и хмурой гримасой. Точно так, как за грубостью и нелюдимостью пряталась заботливость, нежность и вот эта мальчишеская солнечная улыбка, от которой все внутри замирало, и сама Алёна тоже замирала любуясь.

Олег этой ночью вообще много улыбался. Непривычно много говорил, рассказывал какие-то случаи из своего прошлого, и она смеялась, и он смеялся вослед. Баюкал в объятиях, целовал и глядел так, что сердце заходилось…

Алатырница бы так и слушала и глядела с обожанием не то что до утра – кажется, бесконечно. Но небо стремительно светлело, заливной лужок скрылся под водой, и только одна из волн заботливо принесла на берег платье и рубашку, забытые на русалочьей полянке. Разложила ровненько на чистом, да и схлынула, оставив сухим.

Алёна бы сделала вид, что ничего не заметила и ей никуда не надо, тем более что и воевода не торопился выпускать из объятий. Но вдруг одолела дрема, она раззевалась, уютно пристроила голову на мужском плече, и Олег опомнился. Он бы с удовольствием послужил ей подушкой, но кстати вспомнилось, что они не в диком лесу, а в княжеском саду, и Матушка знает, кого утром понесет на прогулку.