Легкая корона - Алиса Бяльская

— И скольких ты побил, а меньше их не становится. И ребенку, девочке, зачем это в голову вбивать?

— А что это значит, что мы евреи? — задала я вполне резонный вопрос.

Мама прочла мне целую лекцию, из которой я много не запомнила, но поняла, что быть евреем — непростая работа. После этого мама еще долго мне рассказывала про евреев и их древнюю историю, и про антисемитизм, и войну, когда убили много евреев только потому, что они были евреи… Про себя я думала, что предпочла бы быть русской, как все, и не иметь всех этих проблем, но раз родители говорят гордиться тем, что мы евреи, я буду гордиться.

Перед сном, когда я уже лежала в кровати, ко мне пришел отец.

— Я терпеть не могу, когда женщина дерется. Нет ничего мерзее этого зрелища. Но есть моменты, когда нельзя не драться. С антисемитизмом можно бороться только кулаками, ты им ничего не объяснишь, ничего не докажешь. И не верь во все эти глупости — раз ты еврейка, ты должна быть самой лучшей. Ты никому ничего не должна, кроме мамы с папой, а для нас самое главное, чтобы ты выросла хорошим человеком. Так вот, запомни. Если ты уже начала драться — то драться нужно только на победу, будь готова убить или умереть, но победить любой ценой. А если боишься, так и не начинай.

После этого случая мне долго не предоставлялось случая встать на защиту своего народа. Но во втором классе, когда у нас был свободный урок, учительницы не было и никого не прислали ее заменять, дети начали листать классный журнал, оставленный на учительском столе. На последней странице журнала были выписаны имена всех учеников класса и напротив фамилии — национальность. Все сгрудились вокруг стола и начали читать.

— Андреева — русская.

— Аболихина — русская.

— Аконян — армянин. Ой, Максим, — ты что, армянин?

Туг все грохнули от смеха. Бедный Макс сидел за своей партой красный как рак.

— Белова — русская.

— Бялая — еврейка. Эй, Бяша, ты видела, что они про тебя написали?

— Что? — я стояла руки в боки. В душе у меня все бурлило.

— Что-что? Написали, что ты — еврейка. Надо пойти и потребовать, чтобы они исправили. Ты — нормальный человек. — Данила был моим другом, и он не хотел, чтобы меня так оскорбляли.

— А евреи что, не нормальные люди, по-твоему?

— Да евреи — вообще не люди, папа говорит, что они хуже собак. Они убивают детей и кладут их кровь в свою мацу.

Это было уже слишком. Я схватила стул и со всего размаха, высоко занеся руку над головой, ударила Данилу по спине. Обычно, когда надо было мыть пол в классе, этот тяжеленный стул я даже на стол водружала с трудом. А тут так замахнулась. Данила упал. Кажется, я попала ему и по голове тоже, он потерял сознание. В класс вошла учительница и увидела Данилу на полу и всех нас, сгрудившихся вокруг него.

— Что случилось? — в ужасе спросила Людмила, нагибаясь к Даниле.

Все переглянулись. Я подумала, что сейчас меня посадят в тюрьму за убийство.

— Он хотел что-то достать, встал на стул и упал, — сказал кто-то.

— Да, он сам упал, — добавили еще несколько голосов.

Данила слабо пошевелился, потом сел, тряся головой. «Слава богу, я его не убила», — с облегчением подумала я.

Данила несколько дней не ходил в школу, но меня не выдал. И никто из класса не настучал про то, что у нас произошло. Потом, когда Данила вернулся, мы с ним общались как ни в чем не бывало.

Больше у нас в классе никогда, по крайней мере при мне, ничего плохого о евреях не говорили.

Вечером позвонил Никита.

— Ну вот, я в Москве. Как ты относишься к «ДДТ»?

— Хорошо отношусь.

— Хочешь пойти на их концерт?

— Еще бы! А где концерт? Я ничего не слышала про концерт «ДДТ».

— Ну, это не совсем обычный концерт. Это телемост, они будут играть на площадке на Ленинских горах. Концерт будут в прямом эфире передавать для «Взгляда» или «Программы А». Мне отец рассказал, но билетов у него нет. Там будут люди только по приглашениям.

— Ну, куда мы не проходили без билета?

— Нет, там будут очень серьезно охранять из-за прямого эфира. Чтобы были только проверенные, надежные люди. А то вылезет какой-нибудь панк и покажет средний палец на всю страну. Но у меня есть план.

Как оказалось, его план состоял в том, чтобы попытаться пройти на сейшен с другой стороны.

— Смотри, отец сказал, что там будет смертельный номер, чуть ли не пограничники будут охранять. А погранвойска — это КГБ, сечешь? Поэтому мы туда даже соваться не будем. «Нормальные герои всегда идут в обход». Мы зайдем снизу.

— Что значит «снизу»?

— Ну, ты смотровую площадку помнишь на Ленинских горах?

— Помню. Когда двоюродная сестра выходила замуж, мы туда ездили, фотографировались.

— Ну, и что там внизу, под площадкой?

— Не помню. Типа, вид на город. Панорама.

— Да нет, физически, что под площадкой? Она что, над пропастью? Нет же, правильно? Там такой склон зеленый, вполне себе покатый. Мы по нему и заберемся. Там точно никто охранять не будет.

— Круто.

Мы шли по парку, очень сильно напоминающему настоящий лес. Вдруг перед нами вырос милиционер. За деревьями он прятался, что ли?

— Куда идете?

— Так, гуляем по парку, — ответил Никита и обнял меня за плечи.

— Можно документики ваши?

Мы протянули ему наши паспорта. Было понятно, что в данной ситуации журналистские удостоверения показывать не надо, а то развернут и отправят назад. Он нас отпустил.

— Надо прикинуться, что мы просто гуляющая парочка, которая приехала в парк, чтобы потрахаться, — заговорщицки прошептал Никита мне на ухо. Он так и обнимал меня всю дорогу, для конспирации.

Мы пошли дальше. Деревья стали редеть и перешли в кустарник. Стемнело. Вообще ни черта было не видно.

В небе над нами кружили вертолеты и светили вниз прожекторами.

Никита схватил меня за руку, и мы спрятались в кусты от столба света, упавшего прямо перед нами.

— Какая-то охота на волков просто, — сказала я, — они что, совсем очумели? Это же всего лишь рок-концерт.

— Наверное, таких, как мы, много, вот они и рыщут, — ответил Никита, — а может, это они для съемок освещают сверху. Не знаю, но лучше под эти лучи не попадать.

Вертолет сделал круг и улетел, зато мы успели хорошенько разглядеть дорогу. Впереди показалась поляна, деревья и кусты закончились. Мы шли и шли, пока перед нами не вырисовалось какое-то огромное сооружение.

— Это же трамплин, — ахнула я, — точно, здесь же гигантский трамплин для прыжков, на Ленинских горах. Это что же, нам теперь наверх?