Контрольная молитва - Михаил Серегин

– Твоим грузом ФСБ занимается, а не Козелков, – напомнил отец Василий.

– А то я, такой несмышленый, не видел, чьи люди сейчас на моей заправке орудуют!

Отец Василий смутился. На заправке сейчас должен орудовать Сергей Сергеевич со своим отделом, ну, может быть, еще кто-то из сопредельных служб… Даже если кто-то из них и помогал министру, это вовсе не значит, что все они его люди. Но уверенность Парфена его озадачила.

– Я ничего не понимаю! – заплакал сзади отец Никодим. – Во что вы ввязались, отец Василий?! При чем здесь ФСБ?! Кто эти люди?! Почему они меня сюда привезли?!

– Веселиться! – рассмеялся Парфен.

И от этого его странного смеха у отца Василия по спине поползли мурашки. Его лично он не боялся, но здесь, вдали от людей, в окружении бесконечноно преданной ему своры, Парфен мог слишком легко забыть, что он еще и человек. А все шло к тому.

– Хватит, Александр Иванович, – пересилил себя отец Василий. – Это не смешно!

– Для тебя, сука, не смешно, только для тебя!

– Для вас, по-моему, тоже…

Кто-то из свиты притащил своему боссу складной стульчик, и Парфен присел.

– Слушай меня, ментяра, – тихо сказал он. – Ответишь на мои вопросы, умрешь быстро, не ответишь – пеняй на себя.

Отец Василий слушал, инстинктивно оценивая возможности для побега. Но таковых попросту не имелось.

– Я слушаю вас, Александр Иванович, – как можно смиреннее сказал он. Воцарилась мертвая тишина. Свора не смела вставлять свои реплики, а вожак пока молчал, и молчал долго… нестерпимо долго.

– Вопрос первый, – наконец начал он. – Кто тебя навел на заправку?

– Ваши люди и навели, – пожал плечами священник. – Кто же еще…

– Имена!

– Я не знаю имен, – развел руками отец Василий. – Но когда они убили ни в чем не повинную девочку только за то, что она была рядом с этой заправкой, для меня все стало ясно. Вы сами себя сдали и сами на себя навели – злобой своей неуемной…

Парфен проглотил слюну.

– Я понял. Вопрос второй: что Козелков собирается делать дальше?

– А мне почем знать? – пожал плечами отец Василий. – Я ему не служу.

– А кому ты служишь?

– Ваши люди уже задавали мне этот вопрос. И я им ответил. Я служу Господу нашему Иисусу Христу. Больше никому.

– Кому ты хочешь лапшу повесить, а? – с издевкой спросил Парфен. – Да в тебе ментовская, легавая порода за версту видна! Старушкам своим рассказывай про Христа! А я тебя насквозь вижу, ментяра поганый! Ладно, хватит, – неожиданно как-то устало махнул он рукой.

– Я не мент, – покачал головой священник. – Я знаю, что не смогу вам этого доказать, но это так. И, кстати, никто из ваших людей этого пока не доказал.

– Здесь не суд, а я не прокурор, – еще более усталым, отстраненным голосом сказал Парфен. – Я тебе ничего доказывать не буду. Но кое-что тебе перед смертью скажу…

Отец Василий превратился в слух.

– Ничего у вас не выйдет, – покачал головой бандит. – Ни у Козелкова, ни у твоего начальства. Ни мне, ни моим людям ничего пришить не удастся.

– Верю, – кивнул головой священник. Он знал, что чаще всего так и бывает. Берут мелочь, а крупная рыба остается плавать на воле.

– Но меня, блин, пробивает одно… На какой хрен вы им служите? Бабок вы получаете разве что на сигареты, сдают вас по-черному, причем свои же и сдают. Зачем вам это надо?

– Знаете, Александр Иванович, я не жду, что вы в одночасье прозреете и покаетесь перед Господом, – усмехнулся отец Василий. – Поэтому мне от вас нужно одно – чтобы вы перестали травить народ.

– И все?! – удивился Парфен.

– И все.

– Без балды?

– Я говорю абсолютно честно.

– Ну ты дурак, святой отец! – засмеялся Парфен. – Много дураков видел, но такого даже среди ментов не часто встретишь! Ты что думаешь, у меня нормальные люди эту отраву берут? Что тебе с этих наркоманов? Они же все конченые!

– Они не всегда были такими…

– Никак ты хочешь, чтобы все они вошли в это твое, как его, царствие небесное?! – рассмеялся Парфен. – Не будет этого! И не надейся.

– А я все-таки надеюсь.

– Напрасно. Ты, может, и войдешь, причем прямо сейчас, а они… отрекись от них, святой отец. Пустое это дело, особенно перед смертью. Вон посмотри на своего дружка, – кивнул Парфен. – Видишь, молится, как и полагается вашему брату.

– Вы бы отпустили его, Александр Иванович, – попросил отец Василий.

– Ты о себе бы подсуетился. Что из себя защитника обиженных строишь?

– Он мой гость. Я не могу допустить…

– Ты уже допустил, поп, – усмехнулся Парфен. – Поздно по врачам ходить, когда яйца отвалились. Одним попом больше, одним меньше, мне разницы нет. Другому я, может, и сделал бы скидку… Но не тебе.

Отец Василий искоса глянул на отца Никодима. Ревизор стоял ни жив ни мертв, и только губы его беспрестанно шевелились, перебирая слова какой-то молитвы. Как бы то ни было, Никодима нужно было вытаскивать отсюда любым способом, и отец Василий уже знал каким. Он понимал, что прямо сейчас на долгие месяцы, если не годы, вперед предрешит судьбу своего родного Усть-Кудеяра, но не попытаться что-либо сделать было еще хуже.

– Слушай меня, Парфен, – совсем с другой интонацией, сразу перейдя на «ты» и гораздо жестче произнес он. – Хочешь и убыток себе скомпенсировать, и Козелкова нехило прокатить?

– Нормальный ход, святой отец! – оценив инициативу священника, загоготал Парфенов.

– Это реально.

Парфен оглядел свиту. Братва, как по команде, сдержанно хохотнула вслед боссу.

– Отпусти Никодима, а я помогу тебе это провернуть, – предложил отец Василий.

– А ты хитрый, ментяра! – восхитился Парфен. – Ну-ка, ну-ка, расскажи.

– Я тебе сдам базу Козелкова, – прямо глядя Парфену в глаза, сказал отец Василий. – И ты возьмешь все, что там лежит, а там много…

Парфенов сузил глаза.

– Сейчас, пока они занимаются твоим товаром и охрана ослаблена, твои люди без хлопот возьмут его товар. Весь, без остатка.

Отец Василий говорил и говорил, понимая, что теперь единственный шанс изменить судьбу – перевести все в другую плоскость.

– Товар у Козелкова лучше твоего, ты это и сам знаешь, – вдохновенно импровизировал он. – Да и лежит там, по моим предположением, раза в полтора-два больше, чем у тебя взяли. Ну как, идет?

Снова воцарилась мертвая тишина. Парфен смотрел на священника и не говорил ни слова. Он явно не ожидал ничего подобного.

– Что ж ты своего хозяина сдаешь? – выдавил он наконец.