Нобелевская премия - Андреас Эшбах

– То же самое, что все последние недели и месяцы, я думаю. Что поделаешь, Ганс-Улоф. Она так долго ждала; подождёт и ещё несколько часов.

Он с самообладанием кивнул.

– Как скажешь. Что ты собираешься делать?

Первое, чего я не собирался делать – это посвящать Ганса-Улофа в детали. То, что он обзавёлся огнестрельным оружием, действуя на свой страх и риск и ничего не сказав мне, говорило о том, что от него можно было ожидать буквально любой глупости. Я не должен был давать ему дополнительные наводки, а тем более уроки.

– А что я ещё могу сделать? Вернусь сюда ночью, войду внутрь и погляжу, – сказал я.

– Я тоже хочу быть здесь.

– Вот это совсем лишнее.

– Прошу тебя! Я буду стоять на шухере или как там это называется. Я всё равно не смогу спать, зная, что ты тут что-то предпринимаешь.

– Тогда тебе не надо, может быть, постоянно меня выспрашивать, – предложил я и задумался. Возможно, это была не такая уж и плохая мысль, чтобы Ганс-Улоф стоял на всякий случай здесь. Например, на случай, если я найду Кристину, освобожу, и мне кого-нибудь при этом надо будет держать под дулом: тогда она могла бы выбежать и броситься в машину, пока я там буду размахивать оружием, изображая из себя лихого героя.

– Ну хорошо, – сказал я. – Тогда приезжай на это же самое место. Скажем, ровно в четыре часа. Незадолго перед этим я войду внутрь. Если ты увидишь выбегающую Кристину, срывайся с места, хватай её и уноси ноги как можно скорей, договорились? Не думай обо мне, хватай Кристину и куда-нибудь уезжай с ней, только не домой. Ясно?

Он поморгал и кивнул.

– Да. Ясно.

– Я говорю со всей серьёзностью. Если я узнаю, что ты хоть на секунду задержался, чтобы дождаться меня, то сверну тебе шею.

Ганс-Улоф сглотнул.

– О'кей. Я это понял.

– Давай сверим часы. – Я сдвинул рукав куртки. – У меня без одной минуты половина седьмого.

– У меня минута после половины, – сказал Ганс-Улоф и подвёл свои часы. – В котором часу мне тебя забрать?

– Ни в котором. Я приеду один.

– Но как?

– Возьму сейчас машину напрокат. Не беспокойся; до сих пор я всегда добирался, куда мне надо. – Я повертел запястьем, поправляя рукав. – А тебе тоже надо поторопиться, чтобы успеть.

Он кивнул.

– Можешь не сомневаться. Буду здесь ровно в четыре.

– Нет, я имею в виду – сейчас. Тебе пора ехать домой. Вдруг они снова позвонят. Как раз сегодня.

Он выпучил на меня глаза, и ему понадобилось пугающе долгое время, чтобы сообразить.

– А, да. Они могут позвонить. Ты это имеешь в виду.

Я ощупал оружие у себя в кармане.

– Просто высади меня у какой-нибудь станции.

Он высадил меня в Рённинге. По дороге в Стокгольм я позвонил по нескольким номерам из своей записной книжки. В прежние времена я знал несколько прокатов автомобилей, которые не задавали лишних вопросов, и, как оказалось, одна из этих контор ещё действовала. Я отправился туда и арендовал у них самую неброскую машину, какая только у них оказалась, тёмно-красную японскую малолитражку с горбатым кузовом – такие машины предпочитают ремесленники. Я поехал на ней к себе домой, в Сёдермальм, нашёл парковку неподалёку от пансиона и набрёл на турецкую закусочную. Это было благословение небес. Я без колебаний вошёл внутрь, заказал себе самую большую порцию шаурмы с салатом и картошкой фри, а также всем, что ещё было на стойке, а к этому ещё бессовестно дорогое пиво, и всё это уничтожил без остатка с удовольствием, не поддающимся описанию. Отодвинув пустую тарелку и допив донный осадок из пивного стакана, я ощутил в животе благодатную тяжесть и заметил, что голова перестала болеть. Я расплатился и отправился домой.

Немного досадно было то, что третий постоялец объявился именно в этот вечер, чтобы в очередной раз воспользоваться комнатой в своих обычных целях. Самого его я не видел, но отчётливо слышал и его, и его женщину на протяжении времени, вызывающего зависть своей длительностью.

Я поставил будильник на без четверти три и лёг в постель. Женщина кончала с пронзительными воплями, которые, пожалуй, вырвали из сна половину квартала. Потом последовали хрипы, какие мог издавать разъярённый бык, и наконец всё стихло.

В следующее мгновение я отрубился.

И впервые в жизни – проспал.

Я вскочил в непроглядной тьме ночи с отчётливым чувством, что что-то не так. Не знаю, что меня разбудило; было совершенно тихо, с улицы не доносилось ни звука. Я нашарил выключатель, посмотрел на часы и понял, что не так: стрелки показывали без десяти четыре. Я опоздал больше чем на час. Я спал, как убитый. Не мог даже припомнить, чтобы будильник звонил, но его кнопка каким-то образом оказалась нажатой, значит, я отключил звонок.

«Драматично ли это?» – размышлял я с сильно бьющимся сердцем. Да, это было драматично. Через десять минут мой зять, находящийся на грани безумия, займёт свою позицию в Сёдертелье и будет со жгучим нетерпением ждать, когда я появлюсь из дома управляющего «Рютлифарм», возможно, обнимая его единственную дочь.

Самым естественным делом на свете было бы позвонить ему на мобильник и предупредить. По крайней мере, это было бы самым естественным делом для человека, который не провёл последние шесть лет за решёткой вдали от всех технических и прочих новшеств. Что же касается меня, то моя реакция совершенно старомодно состояла в том, чтобы вскочить с постели со столь же безнадёжным, сколь и паническим «скорей, скорей!», прыгнуть в одежду и сломя голову бежать вниз по лестнице.

На бегу я удостоверился, что всё при мне: сумка с инструментами, ключ от машины, пистолет. Большой и тяжелый, он в такт шагам бил меня в грудь. Проклятье, как же это… по-любительски. И это ещё до начала самого, пожалуй, рискованного взлома во всей моей карьере! Но у меня перед глазами была только одна картинка: Ганс-Улоф, безумно вцепившийся в руль своей машины в ожидании, в то время как минуты вытягиваются в вечность… Наверняка он выехал из дома загодя и уже на месте. Сколько времени он сможет пробыть в ожидании? Как долго он сможет выдержать отсутствие всякого действия? Поскольку мы не договаривались встретиться перед этим, он будет думать, что я уже давно внутри. А я только что дошёл до машины. Часы показывали ровно четыре, когда я на рискованной скорости бешено рванул вдоль Хорнсгатан, уповая лишь на то, что не привлеку внимание полицейского патруля.

Когда я выехал из центра Стокгольма и уже без страха быть остановленным мог нажать на газ, я был настолько бодр, что вспомнил про мобильный телефон. Я достал его из кармана, включил и нажал на кнопку, которая автоматически набирала номер Ганса-Улофа. Всё казалось мне смертельно рискованным: я уже несколько лет не водил машину, тем более на такой скорости, а уж звонить при этом по телефону мне не случалось ещё ни разу в жизни.