Нобелевская премия - Андреас Эшбах

Невозможно было трезво размышлять о таких предметах; тем более невозможно при помощи размышлений стремиться что-то изменить в том положении, в каком я находился. Хоть мне и было ясно, что с Леной у меня не выйдет ничего хорошего, мне всё же смутным образом хотелось, чтобы вышло. Мне хотелось, чтобы она была здесь. Мне хотелось… я сам не знал чего.

Я достал записную книжку и отыскал в ней номер телефона старой подруги Лены, которая оказалась на месте и ещё помнила меня. Она с готовностью дала мне новый номер Лены.

– Её фамилия теперь Новицкая, и у неё трёхлетний сын Свен.

– И как она живёт?

Подруга помедлила.

– Честно говоря, мы потеряли друг друга из виду. У нее семья и всё такое, ребёнок отнимает много времени… Если ты хочешь позвонить, лучше всего сделать это между четырьмя и пятью. До этого она гуляет с малышом, а после этого приходит домой муж, и тогда ей опять некогда.

Но я всё равно позвонил тут же. Отозвался автоответчик. Неприятный мужской голос объяснил, что я позвонил семье Новицких. Новицкие, что это вообще за фамилия?

Я читал о жизни нобелевского лауреата профессора Софии Эрнандес Круз, но никак не мог сосредоточиться, принял душ, читал дальше и опять не мог сосредоточиться. Я смотрел на кусок полиэтилена на окне, как он то надувался, то снова становился вялым, а потом опять надувался…

Мне вспомнилась Кристина. Наверное, она сидит сейчас в такой же дыре, как эта. Только ей еще хуже, потому что я в любой момент могу встать и уйти, а она нет.

И каким-то образом эти бумаги должны вывести меня на её след.

Я подвинул к себе очередную стопку бумаг. Синдром ювенильной агрессии, сокращённо СЮА. Об этом я прежде не слышал, но звучало впечатляюще и будило во мне собственные детские воспоминания, от которых я бы лучше отказался. Не только на сегодня, но на всю оставшуюся жизнь. Лютые драки на каменистых площадках, проходившие со смертельной жестокостью и озлоблением. Злорадные ухмылки на лицах мальчишек, которые были больше и сильнее тебя и давали это почувствовать. Ножи, сверкнувшие на солнце, смертельный страх, пронизывающий насквозь, страх перед тем, что будет преследовать тебя, быть может, до конца дней.

Детство, если опустить все позднейшие озарения, ужасное время. Жуткий отрезок жизни. Если бы была возможность вернуться в свои двадцать лет, можно было бы ещё подумать. Но ещё раз стать двенадцатилетним? Восьмилетним? Не приведи Господь.

Стопочка бумаги представляла собой наброски нескольких статей на тему СЮА, они были полны специальных терминов, сносок, формул, графиков и запутанных фраз. Насколько я мог понять, новые исследования показали, что агрессивность мальчиков-подростков не имеет никакой связи с их характером или жизненными обстоятельствами, это болезнь, вызванная гормональной неуравновешенностью. Может ли она выровняться в организме созревающего мальчика или нет, предопределено генетически. Те, у кого она остаётся, страдают СЮА и нуждаются в соответствующем медикаментозном лечении.

Всё это было явно недавнее открытие. Передо мной был план, каким образом следует ознакомить мир с этим открытием.

Кто-то ксерокопировал календарь будущего года и вручную отметил на нём сроки публикаций нескольких статей, но потом снова перечеркнул или поставил рядом вопросительные знаки. В одном письме, датированном 20-м октября, фирма «Рютлифарм» приглашала на симпозиум на тему СЮА в Акапулько и обещала возместить расходы на проезд, проживание и питание. Всё поле бледноватого оттиска было испещрено пометками к телефонному разговору от 16 октября, в котором речь шла, по-видимому, о том, чтобы отменить мероприятие.

Между распечатками лежал простенький листок из блокнота, светло-жёлтый, с нежными красными линиями, и на этом листке кто-то – можно было предположить, что Рето Хунгербюль, – набросал по-немецки что-то вроде списка дел.

СЮА.

Напомнить П, что мы должны держать РК в настроении.

Результаты июля–сентября:

– неудовлетворительные, недостаточно чёткие

– продумать: другой способ тестирования? где? как?

– как продержать Базель в стороне до последнего?

Ф должен взять на себя на один вечер СЭК, я с П поеду к РК.

Дать СЭК расписание!

Я читал эти заметки с той знакомой благодатной щекоткой в животе, которой мне так давно не хватало. Рукописные пометки чужих людей: нет ничего более притягательного. Как будто заглядываешь прямо в мысли человека.

Эти заметки Хунгербюль писал для себя, чтобы упорядочить мысли, ничего не упустить и правильно расставить приоритеты своих решений. То обстоятельство, что я, как посторонний, с трудом понимал, о чём идёт речь, делало эту картинку ещё притягательней.

П, Ф, РК и так далее были сокращения имён, это ясно. Я мог бы написать руководство по расшифровке личных заметок, и одной из первых закономерностей было бы то, что фамилии людей почти всегда обозначаются заглавной буквой.

СЮА означает синдром ювенильной агрессии. Рето Хунгербюль, руководитель шведского представительства «Рютлифарм», явно читал результаты тестовых испытаний, которыми был недоволен. И об этом, конечно, не должны были узнать в центральном офисе. У него были тайны от вышестоящего начальства, это однозначно.

И СЭК, сдавалось мне, не могло быть ничем иным, как инициалами Софии Эрнандес Круз.

Она ему мешала. И желал бы я хотя бы смутно догадаться, в чём именно.

Между тем уже было четыре часа. Я ещё раз позвонил Лене.

– Новицкая, – ответил её голос.

Я чуть было не положил трубку, но потом всё же сказал:

– Алло, Лена. Это я, Гуннар.

Я услышал, как она задохнулась.

– Гуннар? – Это звучало так, будто её пробрала дрожь. – Гуннар, неужели… Откуда ты звонишь?

– Я снова на воле. С позавчерашнего дня.

– Хорошо. Рада за тебя. Я… Ты ведь знаешь или нет? Что я замужем и так далее?

– Как не знать, ты же назвала свою новую фамилию, – сказал я и почувствовал в собственном голосе нечто такое, чего, я надеюсь, она не расслышала. – А скажи… Не могли бы мы тем не менее встретиться? Ненадолго?

– Встретиться? – повторила она. – Не знаю. Это так неожиданно… – На заднем плане послышался грохот и стук, затем детский рёв. – Свен! – крикнула Лена в сторону. – Что ты там делаешь? – Она с изнеможением вздохнула: – Один момент, ладно?

Я упал на спину на кровати и слушал, как где-то в глубине квартиры она уговаривает своего ревущего сына. Что же будет? Нет, в постель со мной она не ляжет. Кто угодно, только не Лена. У неё теперь семья, которую она всегда хотела иметь; она не станет рисковать ею ни за что на свете.

Дверь закрылась и приглушила детский рев. Шаги, и она снова взяла трубку.

– Гуннар? Ты ещё здесь?