Убийственно тихая жизнь - Луиз Пенни

– Хотите кофе, инспектор?

От этой перемены ее настроения он чуть не вздрогнул. А потом понял: они были в ее доме, на ее территории. Хозяйка замка могла являться гостям без опасений.

– Нет, спасибо. Мне нужно задать вам несколко вопросов.

Йоланда слегка наклонила голову – величественный жест благородной дамы, встретившей чернорабочего.

– Вы что-нибудь уносили из дома мисс Нил?

Этот вопрос вызвал приступ раздражения, но не Йоланды. Андре опустил газету и сердито посмотрел на Бовуара:

– А вам какое дело?

– Мы теперь считаем, что мисс Нил погибла не в результате несчастного случая. У нас есть ордер на обыск дома, после чего он будет опечатан.

– И что это значит?

– Это значит, что доступ в него будет закрыт всем, кроме полиции.

Жена и муж переглянулись – впервые с момента появления Бовуара. Это не был взгляд двух любящих людей, готовых поддержать друг друга – скорее, вопрос от него и подтверждение от нее. Бовуар был в этом убежден. Они что-то сделали в этом доме.

– Вы что-нибудь уносили из дома? – повторил он.

– Нет, – сказала Йоланда.

– Вы лжете. Я предъявлю вам обвинение в воспрепятствовании следствию, а это, месье Маленфан, не улучшит вашу и без того впечатляющую криминальную историю.

Маленфан улыбнулся. Ему было все равно.

– Что вы там делали в течение пяти дней, миссис Фонтейн?

– Убиралась, украшала.

Она обвела руками гостиную, которая кричала о дешевом вкусе. Занавески на окнах показались Бовуару странными, потом он увидел, что рисунок на них с обеих сторон одинаковый, так что с улицы вид был такой же, как и в доме. Он никогда прежде не видел подобного, но, в общем-то, не удивился. Йоланда Фонтейн существовала только на публике. Она напоминала те новомодные лампы, которые загораются, когда вы хлопаете в ладоши. Йоланда тоже оживала от аплодисментов или от резкого неодобрительного шлепка. От любой реакции, если только она имела отношение к Йоланде. В тишине и одиночестве жизненные силы покидали ее.

– Миленькая комната, – солгал Бовуар. – Остальной дом столь же изящен?

Йоланда услышала его аплодисменты и пришла в действие.

– Идемте со мной, – сказала она и чуть ли не потащила его по маленькому дому.

Все здесь напоминало номер в гостинице – сплошная стерильность и безликость. Йоланда настолько ушла в себя, что просто перестала существовать.

Бовуар увидел приоткрытую дверь из кухни и доверился интуиции. Распахнул ее и в один прыжок оказался внизу лестницы среди безобразного хаоса.

– Не ходите туда – это территория Андре.

Проигнорировав ее слова, он быстро прошел по сырой комнате и нашел то, что искал. Пару высоких резиновых сапог, еще влажных, и лук, прислоненный к стене.

– Где вы были в утро убийства Джейн Нил? – спросил Бовуар у Андре, когда они вернулись в гостиную.

– Спал. Где еще я мог быть?

– А на охоту не ходили?

– Может, и ходил. Не помню. У меня есть лицензия, чтоб вы знали.

– Я не об этом спрашивал. В прошлое воскресенье вы ходили на охоту?

Андре пожал плечами.

– Я видел в подвале грязный лук.

Это так в характере Андре – не почистить лук. Впрочем, глядя на эту больничную чистоту, Бовуар понимал стремление Андре к грязи. И беспорядку. Желание побыть вдали от этой полировальной жидкости с запахом лимона.

– И вы думаете, что он грязный и мокрый с прошлой недели? – заржал Андре.

– Нет, после сегодняшнего похода в лес. Вы ведь охотитесь по воскресеньям, верно? Ходите в лес каждое воскресенье, включая и прошлое, когда была убита Джейн Нил. Я хочу, чтобы вам было ясно. Мы расследуем умышленное убийство. Кто наиболее вероятный подозреваемый при любом убийстве? Член семьи. А следующий наиболее вероятный убийца? Тот, кто выигрывает от этой смерти. И если у этого человека к тому же была такая возможность, то мы вполне можем начать готовить для него койку в тюремной камере. Вы двое выиграли от этой смерти. И мы знаем, что вы в долгах. – Он высказал обоснованное предположение. – Вы считали, что унаследуете все, а вы, Андре, умеете стрелять из лука – ваших навыков хватает, чтобы убить человека. Вам ясно?

– Слушайте, инспектор… – Андре поднялся с кресла, уронив на пол спортивную страницу газеты. – Я ходил на охоту и уложил оленя в тот самый день, когда была убита Джейн Нил. Можете спросить Бокслейтера с бойни – он разделывал его для меня.

– Но сегодня вы тоже ходили на охоту. Разве лицензия разрешает отстрел больше чем одного оленя?

– Вы что, теперь еще и егерь? Да, я ходил сегодня на охоту. Буду убивать столько оленей, сколько мне надо.

– А ваш сын Бернар? Где он был в прошлое воскресенье?

– Спал.

– Спал так же, как и вы?

– Слушайте, ему четырнадцать. Мальчишки по выходным любят поспать. Он спит, просыпается так долго, что я беситься начинаю, съедает, что я положил в холодильник, а потом возвращается дрыхнуть. Мне бы такую жизнь.

– Чем вы зарабатываете на жизнь?

– Я безработный. Был космонавтом, но меня оттуда поперли. – Андре расхохотался: ему нравился собственный юмор; этот гнилой смех, казалось, еще больше омертвил комнату. – Да, вместо меня взяли однорукую черную лесбиянку.

Бовуар вышел из этого дома, горя желанием позвонить жене и сказать, как сильно он ее любит, потом рассказать ей о том, во что верит, обо всех своих страхах, надеждах и разочарованиях. Поговорить о чем-нибудь настоящем и имеющем смысл. Он набрал ее сотовый, и она ответила. Но слова застряли у него в горле, и он просто сообщил ей, что погода ясная, а она рассказала о кинофильме, который взяла напрокат. На этом разговор закончился. Возвращаясь в Три Сосны, Бовуар обратил внимание на запах, которым пропиталась его одежда. Полироль с запахом лимона.

Он нашел шефа перед домом мисс Нил с ключом в руке. Гамаш дожидался его. И вот, ровно неделю спустя после смерти Джейн Нил, они вошли в ее дом.

– Матерь Божья, – прошептал Бовуар.

И потом после паузы, когда они оба не могли произнести ни слова:

– Господи Исусе.

Они замерли на пороге гостиной Джейн как вкопанные, словно стали свидетелями особо тяжкого происшествия. Но замереть их заставило не происшествие, а нечто более агрессивное, более преднамеренное.

– Будь я Джейн Нил, я бы тоже никого сюда не впускал, – сказал Бовуар, к которому вернулся светский язык. Но только на мгновение. – Хоть всех святых выноси.

Гостиная Джейн ошеломила их цветом. Огромные светящиеся цветы в духе Тимоти Лири[44], психоделические трехмерные серебряные башни и грибы спереди и сзади, огромные желтые смайлики, марширующие у камина. Это был настоящий парад дурновкусия.