Держи меня за руку - Долен Перкин-Вальдез

в расклешенных джинсах. Они были мне длинноваты, и края штанин шоркали по земле. Куда ни глянь – прически афро, короткие майки, «пантеры»[40] в беретах. Толпа собралась разношерстная. Тут были и старые, и молодые. Парочки и целые семьи. В штате было четырнадцать черных университетов и колледжей, и неудивительно, что Бирмингем в день этого матча становился своего рода Меккой.

Мы какое-то время смотрели парад, радостно приветствуя оркестры, но я мало что могла разглядеть – не хватало роста. Я столкнулась с двумя студентками из своей школы медсестер в Таскиги, те упомянули Уильямсов и вскинули кулаки в знак «Власти черных». Алиша сказала, что проголодалась, и Тай раздобыл где-то три раскладных стула и тарелки с куриными крылышками и картофельным салатом. Крылышки утопали в остром соусе, а салат был жидковатым из-за майонеза. Алиша шумно прихлебывала лимонад. Тай выбрал пиво. Опустошив банку, он сказал, что ненадолго отойдет. Алиша раскрыла свою матерчатую сумку.

– У меня новая пациентка. – Она показала мне папку. – Молоденькая, из сельской местности.

– Боже, Алиша. Зачем ты это сюда притащила? – спросила я, впившись в папку взглядом.

– Ей четырнадцать. Двое детей. Отказывалась от контрацепции по религиозным соображениям.

– Некоторых не переубедишь.

– Я еле уговорила ее попробовать таблетки. И что ты думаешь? После всех моих усилий выяснилось, что они вызывают у нее тошноту.

Какое-то время я не двигалась, но потом все же потянулась за папкой.

– Ты пыталась назначить ей другие?

– Ага. Несколько перепробовала.

Я проглядела записи. Еще до первого собственного ребенка пациентка Алиши заботилась о трех младших сестрах. После родов ей пришлось бросить школу. Не читай дальше, сказала я себе. Не читай. Но если кто-нибудь не вмешается, ее судьба очевидна.

– Как отреагировала миссис Парр?

– Хочет, чтобы я продолжала уговаривать. Вариантов у нас немного, работаю с тем, что есть.

Я закрыла папку.

– Зачем ты мне это показываешь, Алиша? Какой в этом смысл?

– Хотела узнать твое мнение.

– Мое мнение? Я больше не работаю в клинике. Да и в прошлом от моего мнения никому лучше не стало.

– Неправда, Сивил. У тебя дар.

– Мы уже что-то дарим? – Тай подошел, хлопая в ладоши. Глаза блестели, словно он опрокинул еще пару банок пива. – Только не жди ничего роскошного, Сив. В университете мне платят всего доллар шестьдесят в час.

Недавно Тай устроился на неполный день куратором общежития для первокурсников. Похоже, он еще толком не знал, чем будет заниматься дальше. Мой папа сомневался, что у нас есть будущее с Мэйсом – человеком, у которого, в отличие от Тая, вряд ли когда-нибудь была возможность «притормозить» и «подумать о перспективах». Папа безжалостен к нему, но, по-моему, неправильно ставить под вопрос будущее того, для кого само это слово имеет совсем другой смысл.

Алиша достала из сумки, лежавшей под ногами, два прямоугольных свертка.

– Это мне?

– А у кого завтра день рождения, глупая? – вместо ответа вопросил Тай.

– Вижу, упаковывали вы сами.

Подарок Тая по размеру напоминал коробку с мужской рубашкой. На красной оберточной бумаге был узор из рождественских еловых венков. Вполне в духе Тая. Однажды, когда нам было тринадцать, он положил мне на парту два кокосово-шоколадных батончика, завернутых в газету. Краска перепачкала мне пальцы, а батончики успели подтаять, но я все равно их съела. Глядя на сверток, я вспоминала и другие нелепые подарки, которыми Тай радовал меня в детстве.

– Открой сначала мой, – сказала Алиша.

Судя по форме и весу ее коробки, внутри была книга. Алиша нервно поглядывала на подарок – так смотрят, когда беспокоятся, как его воспримут.

Я разорвала бумагу.

– Неожиданно.

– Я на тебя не давлю. Это просто чтобы вдохновить тебя, – выпалила Алиша.

– Не-а, по-моему, еще как давишь, – возразил Тай.

Я вынула книгу. Вступительный экзамен в высшую медицинскую школу: пособие по подготовке. Подарок, который можно ожидать скорее от папы. Я не знала, как реагировать.

– Ну же, не молчи.

– Не понимаю, что ты хотела этим сказать.

– Я наткнулась на нее в букинистическом магазине, представляешь? Как новенькая. Какой-то бедняга, наверное, открыл пару раз, а потом передумал учиться на врача. Вот я и решила, что книга еще не выполнила своего назначения. Подумала, что куплю ее и подарю – вдруг кому-то она поможет сделать выбор.

Я нахмурилась.

– А ты сама неужели не мечтаешь о медицинской школе?

– Нет уж, я разве что за врача замуж выйду. Но ты… ты другая.

– Другая?

Она коснулась моей руки:

– Я знаю, тебе ужасно больно из-за того, что произошло с сестрами Уильямс. Но веришь или нет, у тебя талант, Сивил Таунсенд. Ты не такая, как все. И ты станешь блестящим врачом.

Кто-то на полную громкость включил Марвина Гэя, и люди вокруг задвигались, мы словно оказались в центре танцпола.

– Ух, слышал бы тебя отец Сивил, – сказал Тай. – От такого доктор Таунсенд и в церковь бы наведался!

– Давайте просто насладимся сегодняшним днем, хорошо? – Алиша выхватила у меня учебник и сунула обратно в сумку.

– Извини, если выгляжу неблагодарной, – сказала я, – но мне нравится быть медсестрой. По-моему, это мы по-настоящему заботимся о пациентах. Ты же знаешь, Алиша, что врачи без медсестер никуда. Кто заметит, что пациент все время растирает грудь? Кто запишет, что он потеет, хотя в палате холодно? Кому пациент пожалуется, если от лекарства его тошнит?

Ни Тай, ни Алиша не ответили.

– В высшую медицинскую школу идут те, кому хочется положения. Мне оно не нужно. И почтительность окружающих тоже.

Музыка сделалась еще громче. Я почти перешла на крик:

– Вы меня понимаете?

Тай поднял руку:

– Сивил. Это всего лишь учебник. Закинь его в шкаф и забудь. Открывай уже мой подарок.

– Не стоило ничего покупать, – сказала я, разрывая бумагу с рождественским рисунком. Коробку явно уже использовали, уголки были смяты. Тай обклеил ее скотчем. Я подцепила ногтем крышку, приподняла и пошарила под папиросной бумагой.

Внутри оказалась фотография, на которой мы с Эрикой и Индией стоим перед вашингтонской гостиницей. Помню, как фотограф окликнул нас, когда мы спускались с крыльца. Я обняла девочек за плечи и притянула к себе. Мы собирались пойти на Национальную аллею. На моем лице читается раздражение, но девочки улыбаются. Это единственный снимок, на котором мы втроем.

– Боже, Тай, откуда у тебя это?

– Ее напечатали в мемфисском «Трай-стейт дефендер» и указали имя фотографа. Его зовут Эрнст Уизерс[41]. Я достал его телефон, позвонил ему. Оказалось, он черный и приехал в Вашингтон, чтобы сделать репортаж о заседании.

– Но… – Я вытерла глаза.

– Эй, иди-ка сюда.

Тай обнял меня за шею, чуть не опрокинув мой стул, и это неловкое