Силы небесные, силы земные - Татьяна Гармаш-Роффе

— Родителей? И маму? Ее ты тоже отвез? — удивилась Лия.

— Не мог же я их разлучить, ты согласна? — улыбнулся он. — Мы с тобой сейчас соберемся и поедем к ним просить благословения…

— Хорошо, — кивнула Лия. — Спасибо тебе, Арс! Ты такой добрый…

Она снова погладила его по голове.

— Не стоит, милая. Мы ведь с тобой женимся. Твои родители для меня теперь родные. Тем более что сам я сирота…

…Когда-то Лия увлекалась игрой в «Тетрис». Сверху летели разные геометрические фигуры, и нужно было с изрядной скоростью вписать каждую в подходящую нишу, чтобы внизу получился равномерный слой. Вот и сейчас ей казалось, что фрагменты фактов падают, будто из обморочного сна, а она мечется, то ловя, то промахиваясь, от чего они громоздятся в бессмысленную пирамиду — вместо того чтобы сложиться в ровный, внятный пласт воспоминаний…

Ее несколько смущала предстоящее обручение. Арсений невероятно мил; он заботлив и услужлив, к тому же обалденно хорош собой. Сомнений нет: Лия могла влюбиться и согласиться стать его женой. Но сейчас она ничего к нему не чувствует, вот в чем дело!

Возможно, чувства вернутся вместе с памятью?

А вдруг нет?

Но вспомнила же она, что любит Феликса! Любила, вернее. Они сильно поссорились, навсегда. Из-за кошки — Арс ей все рассказал…

Они поссорились, и Лия согласилась выйти замуж за Арсения. Назло Феликсу, что ли?

Тут что-то не так. Во всем этом будто есть подвох… Или нет? Арсений опекает ее, распоряжается. Но это понятно: она же временно инвалид по мозгам. С другой стороны, он ни разу не спросил ее, хочет ли она благословения родителей. И обручение, и свадьбу…

Да, но она ему уже дала согласие! Зачем снова спрашивать?

Все логично. Никакого подвоха.

И все-таки везти ее за благословением, когда она даже не помнит, что любит его… Неправильно это!

Да, но он-то ее любит и хочет, чтобы все было так, как они планировали. О чем, правда, помнит только он…

Лия окончательно запуталась. Мозги буксовали, фигурки «Тетриса», казалось, уже летели прямо ей в голову, оставляя вмятины и воронки в сером веществе…

Бесполезно пытаться что-то понять, пока память не восстановит события, решила она. И не стоит делиться своими сомнениями с женихом. Он пустится ее разубеждать, начнутся разговоры… А у нее нет ни сил, ни желания, ни, строго говоря, возможностей дискутировать. Хаос беспамятства не оставил ей аргументов.

По дороге в санаторий Лия беспечно болтала, комментируя все, что видела в окно. Помогла привычка к «щебету», которому она научилась еще в школе. Вернее, папа научил.

…Как-то на родительском собрании классная руководительница ему сказала, что Лия держится с одноклассниками высокомерно. На следующий день Георг повел дочь в кафе-мороженое: о горьком лучше говорить под сладкое, он считал. И принялся расспрашивать в деталях о том, как складывается общение Лии со сверстниками.

Выслушав, Георг заключил: «Я был уверен, что твоя классная ошиблась. Это не высокомерие, солнышко, — ты бы никогда не опустилась до него. Мы ведь с тобой знаем, что подобная черта присуща людям неуверенным в себе, с серьезными проблемами в самооценке. Но я, кажется, понял, почему ее приписывают тебе… Ты слишком непосредственна, и, когда тебе неинтересно поддерживать разговор, ты не скрываешь этого. Проблема же в том, что неинтересно тебе подавляющее большинство тем, которые волнуют твоих ровесников. Ни мода, ни жизнь звезд тебя не занимают. А их не занимают история, книги, искусство. То есть говорить вам не о чем.

Однако твою инаковость они болезненно воспринимают как заявку на превосходство. Я знаю, у тебя и в мыслях подобного нет, но им-то невдомек. И, как следствие, на тебя обижаются, а то и норовят какую-нибудь гадость сказать… Поэтому постарайся, дочь, каким-то иным способом дать понять всем этим девочкам-мальчикам, что ты их не презираешь. Что ты хоть и другая, но не против них. Купила в буфете рогалик — поговори с ними про рогалик. Идет дождь — поговори про дождь. Они убедятся, что у тебя есть общие с ними интересы…»

К концу школы Лия стала самой популярной девочкой в классе: все хотели с ней дружить. Как раз тогда она сблизилась с Машкой и с Наткой, ставшими ее лучшими подругами. К тому же Лия открыла для себя удивительную вещь: болтовня ни о чем может быть вполне приятной, пусть и бессодержательной. Иногда нужно просто чувствовать друга рядом, и совсем неважно, о чем ты с ним говоришь…

Вот так Лия научилась «щебетать». Чем и занималась, пока они ехали в санаторий, дабы избежать серьезных и бесполезных разговоров.

Папа с мамой, конечно, их благословили. До сих пор они — точнее, папа, а с его слов и мама — знали об Арсении только хорошее, и прослезились, и в щеки их обоих расцеловали. Тем более что мама считала, что дочка «в девках засиделась», что замуж ей давно пора, и теперь радовалась.

Выглядели родители вполне прилично, что Лию успокоило. И комната их была комфортабельной, и вообще весь санаторий выглядел достойно — чему Лия даже немного удивилась. Ей смутно не нравился тот факт, что Арсений увез родителей без ее ведома, словно похитил…

Но нет, он ничем не ограничил свободу их перемещения. Даже телефон в палате стоял. С другой стороны, куда им бежать и, главное, зачем? Милый Арсений, жених дочери, позаботился о них. Жаловаться незачем и некому.

С другой стороны, Лия теперь знает, где находятся родители. Она прекрасно видела дорогу и название санатория — и, если что, может забрать их отсюда. Так что ничего подозрительного нет.

На обратном пути она сделала вид, что задремала. На самом же деле Лия все пыталась поймать летящие фигуры «Тетриса» и увидеть, во что они складываются. Кое-что уже вырисовывалось, но ее мозг и тело все еще сковывала апатия, какое-то тягостное безразличие. Эта история со снотворным… Вялость-то можно отнести на его счет, но при чем тут память? И как она могла принять его по ошибке? Вместо успокоительного к тому же? Лия лекарствами старалась не пользоваться, разве только в крайнем случае… Более того, одной таблеткой тут не обошлось: в холле санатория она видела электронное табло, указывающее точное время, а внизу, цифрами помельче, светилась дата. Если ей верить, то получалось, что Лия проспала двое суток!

Или в санатории табло неисправно?

— Ты спишь, Лия? — негромко спросил Арсений.

Она не ответила, вроде как не слышит, вроде как действительно спит. Он на нее смотрел, Лия чувствовала. И веки ее непроизвольно дрогнули.

Пришлось приоткрыть глаза. Она сонно похлопала ресницами.

— Как ты, милая?

— Нормально.

— Наше обручение состоится завтра, в церкви, в одиннадцать тридцать. Надеюсь, ты ничего не имеешь против?

— Против обручения? Или против церкви? — спросила Лия рассеянно.