Два лица Востока - Всеволод Овчинников

Будучи тамошним жителем, я особенно любил праздник «7-5-3», когда в храм Мэйдзи принято приводить детей, достигших данного возраста. Колоритно выглядит дорога к храму также 3 марта в «день девочек» и 5 мая в «день мальчиков».

В парк Мэйдзи удобнее всего приезжать на городской электричке. Станция Харадзюку расположена как раз у его главного входа. Но многие семьи предпочитают перед посещением храма совершить прогулку по бульвару Омотэ сандо.

Олимпиада 1964 года сделала ту часть Токио, где я поселился, не только воплощением приверженности национальным традициям. Рядом со станцией Харадзюку началось строительство главного олимпийского комплекса. А при возведении этих футуристических сооружений в полной мере проявился авангардизм архитектора Кэндзо Тангэ, который отказался как от вертикальных, так и от горизонтальных плоскостей.

K тому же по соседству когда-то находились «Вашингтонские холмы» – поселок американских военных, расквартированных в Японии в годы ее оккупации. Так что окрестным торговцам приходилось приспосабливаться к запросам иностранцев. Потому на боковых улочках там с давних пор обосновались такие известные мировые бренды, как Шанель или Гуччи.

Может, именно соседство храма Мэйдзи, как воплощение японского традиционализма с футуристическим духом олимпийского комплекса Йойоги, нацеленным на создание чего-то невиданного, и породило феномен, получивший название «племя Харадзюку». Именно вокруг этой станции городской электрички стала тусоваться японская молодежь, сделавшая своим кредо «утверждение свободы личности через свободу внешности».

Призыв к своеволию в том, что человеку вздумалось надеть, для японца все равно что ересь для европейца во времена инквизиции. Все знаменательные события в жизни требуют традиционного облика. И такой стандарт почти равносилен закону.

Японские школьники с давних пор обязаны носить форму, которая доныне копирует стиль 30-х годов. Проще говоря, современная детвора воспроизводит облик своих прадедушек и прабабушек еще в предвоенные годы. Зато обряды и храмовые праздники принято отмечать в национальных костюмах, то есть в парадных кимоно с родовыми гербами.

Во время торжественных церемоний, например, представление императору нового кабинета министров, считается хорошим тоном быть во фраке и при белой бабочке, то есть в наряде который у нас сохранился разве что у дирижеров.

Поразителен сам факт, что культ эпатажа зародился именно в Стране восходящего солнца, которая доныне поражает иностранцев своей приверженностью к этикету. Не чудо ли, что даже на станции метро в час пик японец, увидевший в толпе знакомого, замирает, словно парализованный в глубоком поклоне. Но тот же самый токийский пассажир бесцеремонно расталкивает соседей при входе в вагон, ибо в безымянной толпе вежливость необязательна.

Ну и, наконец, дресс-код, с которого начинается контакт с сослуживцами на рабочем месте. Когда входишь в японский офис, бросается в глаза, что все как один работают то ли в пиджаках, то ли в жилетках, то ли в рубашках. Может быть, «племя Харадзюку» появилось на свет как отражение мучительной дилеммы: можно ли соединить неотвратимость глобализации со стремлением сохранить национальную самобытность?

«Племя Харадзюку» сделало своей идеологией эпатаж, то есть нарочитое отрицание общепринятых правил и требований моды. Еще во время токийской Олимпиады на бульваре Омотэ сандо, который по воскресеньям становится пешеходной зоной, появились юноши и девушки, воплотившие в своем облике приметы американских хиппи, западноевропейских панков, советских стиляг.

Завсегдатаи этих тусовок подчеркивают, что Харадзюку – единственное место на земле, где поощряется стремление одеваться как можно необычнее. Именно поэтому данный район стал достопримечательностью японской столицы особенно популярной у туристов из стран Азии. Чаще всего туда приходят гости из Китая и Кореи, где лозунг «Модернизация без вестернизации», пожалуй, не менее популярен, чем в Японии.

Итак, «племя Харадзюку» появилось и прославилось еще в 60-х. Но, опять попав в Токио уже в новом тысячелетии, я убедился, что внуки и правнуки первых японских стиляг превзошли своих предков. Они вознамерились избавиться даже от своих расовых признаков. В частности, у них вошло в моду перекрашивать свои черные как смоль волосы в eceнинский цвет спелой ржи. Мой репортаж в «Российской газете» я назвал «Станет ли Япония русоволосой?»

Белокурым японским стилягам потребовался специальный подбор одежды, обуви, аксессуаров. Но и этим дело не ограничилось. Входят в моду пластические операции по изменению азиатского разреза глаз.

Единственная, пока еще неразрешимая задача: как сделать ноги местных девушек более длинными? У японок туловище длиннее, а ноги короче, чем у женщин из стран Запада. Отсюда привычка подпоясывать кимоно выше талии. Но тогда приходится как бы бинтовать грудь, что негативно сказывается на ее форме и размерах.

Полагаю, по дерзости эпатажа в попытках совместить ультрасовременную западную моду с восточными традициями «племя Харадзюку» далеко опередило своих зарубежных учителей.

В нашем лексиконе появляется все больше японских слов. К таким понятиям, как «самурай» и «харакири», «гейша» и «кимоно» добавились «дзюдо», «татами», «икебана». И данный список, пожалуй, пора расширить еще на пару терминов. Это «фуро» – тесный деревянный чан с очень горячей водой, то есть домашний, будничный вариант традиционной японской бани, и «онсен» – ее праздничная, роскошная разновидность: просторный бассейн в горной гостинице на термальных источниках.

В обоих случаях японская баня не имеет парилки. Ее посетитель сначала моется из шайки, а потом, тщательно сполоснув мыльную пену, по уши погружается в нечто весьма похожее на кипяток. Склонность подолгу нежиться в нестерпимо горячей воде порождена особенностями японского дома. Он воплощает стремление быть как можно ближе к природе, жить как бы в беседке, где не только окна, но и многие стены легко раздвинуть, а можно и вовсе снять.

Японский дом рассчитан на лето. Его внутренние помещения хорошо вентилируются во время влажной жары. Однако достоинства такого жилища обращаются в свою противоположность, когда сквозняки столь же отчаянно продувают его зимой.

Как шутят жители Страны восходящего солнца, им вместо отопления дома приходится довольствоваться обогреванием ног. Семья рассаживается вокруг столика, под которым в специальное углубление ставится керамическая корчага с тлеющим древесным углем. А сверху на стол стелют ватное одеяло, краями которого накрывают колени сидящих.

Лишь своей кожей почувствовав в японском доме, чем оборачивается его близость к природе в зимние дни, по-настоящему осознаешь значение фуро как средства самоотопления. После такой бани целый день не чувствуешь сквозняка, от которого колышется даже картина на стене.