Счастье - Зульфю Ливанели

Немного позже Назик вошла в комнату акушерки и вскоре вышла. Она выглядела ушибленной, словно ее обухом по голове ударили. «Как же скоро здесь делаются эти дела!» – подумала Мерьем.

Когда они, немного отдохнув, возвращались на голубом автобусе домой, Назик всю дорогу молчала. Чтобы не беспокоить, Мерьем ничего не спрашивала у нее. Кто знает, какие мучения испытывает эта женщина?!

В голове у девушки крутилась мысль о том, что, по-видимому, Аллах и Назик не любит…

И вдруг ее сотрясли прорывающиеся изнутри всхлипывания, она чувствовала, что не может сдержать рыдания. Слезы текли ручьем. Люди, сидящие впереди, оборачивались и с удивлением смотрели на рыдающую навзрыд девушку. Назик трясла ее за плечи, что-то говорила, однако Мерьем не понимала ее слов. Собравшись изо всех сил, она попыталась подавить приступ рыданий, который и саму ее удивил, но, как ни старалась, ничего не получалось. Она не знала, почему плачет. Рыдания разразились в самый неожиданный момент, нахлынув, словно буря!

Длинным краем головного платка, который дала ей накануне Назик, она вытирала глаза, наклонившись вперед, худенькие плечи дрожали, она изо всех сил сдерживалась, чтобы ее не было слышно, звуки, которые она все же издавала, напоминали жалобные всхлипывания котенка. Она плакала до тех пор, пока они не добрались до своей остановки и, сойдя, не пошли через поле.

Мерьем видела, что Назик больно идти, и от этого она стесняется саму себя.

Войдя в дом, Назик обняла ее и сказала:

– Все прошло хорошо, Мерьем. Ничего, сейчас мне полегче станет. А то что-то меня все морозит и морозит…

Когда Джемаль там, под моросящим дождем, нанес этот ужасный удар по лицу Мерьем, его накрыла волна беспомощности, связавшая по рукам и ногам. Чтобы избавиться от этого пульсирующего чувства, надо было бы поехать на Рыбный рынок, расположенный на бирюзовом берегу Мраморного моря.

Девушка, которую ему поручили убить, жива – и что теперь делать, куда прятать эту спасенную?!

Затяжной дождь никак не утихал, в расставленные ведра стучали капли – кап-кап! Всю эту долгую ночь он тревожился о том, не переполнились ли они. А ведь еще совсем недавно он не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, чтобы сесть в поезд, доехать до дома и встретиться с Эминэ…

Идея пришла ему вдруг на ум под утро, и, чрезвычайно взволнованный, он разбудил спавшего рядом Якуба:

– Я отправляюсь в дорогу. Если мне повезет, успею на утренний поезд. Давай, с Богом!

На самом деле сначала он собирался найти своего друга Селахатдина, с которым пережил столько военных трудностей, побыть у него в гостях несколько дней, а потом уже ехать домой. Он предпочитал не затрагивать тему Мерьем, обойти это как-нибудь молчанием. Разве после возвращения из армии он не прослыл молчуном, который вообще рта не раскрывает?! Пусть каждый толкует его молчание как пожелает, и пусть все оставят его в покое!

Он уже совсем было поднялся, как вдруг услышал хриплый ото сна голос Якуба:

– Мерьем тоже разбуди.

– Брат, – взмолился Джемаль, – ты же знаешь, я не могу привезти Мерьем назад! Пусть на какое-то время останется здесь, рядом с тобой. Она и с Назик хорошо поладила. Будет помогать ей по дому…

Тут Якуб выпрямился, в свете ночника его впалые щеки почернели еще больше, и очень серьезно произнес:

– Посмотри на меня, Джемаль! То, что ты говоришь, невозможно. Еще один рот мы не потянем. Я сбежал из родных мест, так нет же, и сюда добрались, нашли меня! Оставьте же вы меня наконец, отвяжитесь от меня, отвяжитесь от меня!

Он произнес это так категорично, с таким глубоким волнением повторил эти слова: «Отвяжитесь от меня!», что Джемаль даже опешил от того, как сильно брат ненавидит отчий край и свою семью.

Но в то же время понял, что поделать ничего нельзя.

Утром из дома они вышли вместе с Якубом. Брат работал в одной из городских шашлычных официантом. Конечно, он мог найти место, где лучше платят, но у него были другие планы. Шашлычный бизнес приносил хорошие деньги, не проходило и дня без того, чтоб не открывалась новая точка, торгующая шашлыками или лахмаджунами. И все эти заведения открывали бывшие официанты. Отработав некоторое время в этом бизнесе, они хорошенечко изучали, где брать мясо, как отделять сухожилия, как наматывать дёнер, сколько платить поварам за работу; а потом три-пять официантов, объединившись, открывали свою точку.

Самым страстным желанием Якуба было открыть свою шашлычную. Кто знает, может, после первой точки он сможет создать целую сеть, и, глядишь, лет через пять уже будет владельцем не забегаловок, а профессиональных столовых, работающих бесперебойно, с богатой клиентурой, сервированными столиками внутри и площадкой на улице, где посетители смогут перекусить сэндвичами на ходу! Подносы будут полны котлеток, лахмаджуна, айрана, сока из репы по рецептам из Аданы, Антепа, Урфы. Он обязательно, обязательно сделает это во имя Исмета, Зелихи и Севин! Он не оставит своих детей один на один с такой безысходной судьбой, как у них на родине, они будут учиться в лучших школах Стамбула, он обязательно, обязательно спасет их от обычаев, жестокости, трагедий Востока.

Каждый день он клянется в этом.

Когда они расставались, Якуб показал Джемалю дорогу, и тот без особого труда нашел Рыбные торговые ряды. Здесь была та же ошеломляющая, суматошная, головокружительная, безумная атмосфера, которая поразила его в тот день, когда он в первый раз увидел Стамбул. Одно за другим причаливали и отплывали рыболовецкие суда, от пристани, заваленной сетями, распространялся умопомрачительный запах, из вернувшихся с уловом судов ссыпали на берег рыбу, и она искрилась на солнце, словно серебристые потоки дождя, чайки пикировали и взлетали как обезумевшие. Рыбу, разложенную на круглых, красного цвета подносах, поливали водой, продавцы в синих фартуках кричали изо всех сил, чтобы привлечь внимание покупателей, толстые коты, затаившиеся по углам, строили военные планы – как бы понезаметнее напасть и стащить добычу, подозрительные клиенты непрестанно ощупывали рыбу, чтобы понять, насколько она свежая, достаточно ли красные у нее жабры, и старались уловить последние отблески жизни в мертвых рыбьих глазах…

Пристань была мокрой, потому что ее часто-часто поливали из шлангов, но никто не обращал внимания на летящие брызги.

Выделив несколько человек посреди всего этого гама, Джемаль обратился к ним, показывая карточку в своих руках, и попытался узнать, где находится точка Селахатдина. Пару раз он ошибся – спросил покупателей, и никто не смог ему ответить, однако потом он присмотрелся к местной суете, и первый же продавец рыбы без лишних вопросов, махнув рукой, показал на какой-то прилавок.

Джемаль стал пробираться в толпе прямиком туда, думая, до чего же странные эти стамбульцы: даже когда совсем близко к ним подходишь, в глаза не смотрят и отвечают кое-как, только после того, как изо всех сил раза три крикнешь.