Девушка из JFK - Алекс Тарн
Шрифт:
Интервал:
Допустим, ты – хитман, и не думаешь ни о какой политике. Все для тебя очень просто и ясно: жена заказала мужа – таких случаев тысячи. Ты берешь этот обычный, всей своей сутью бытовой заказ и вдруг оказываешься по горло в политике. Тебя нанимают рассчитаться с убийцей брата – и ты в политике уже по самые брови. Ты расследуешь банальное мошенничество в лотерее – и политика засасывает тебя выше макушки. Потому что политика сегодня везде. Она везде, и у нас с Мики при всем желании не получится проскользнуть мимо нее бочком-бочком, по краешку…
Взгляни на себя, сестричка, на обычную девушку из Джей-Эф-Кей, которая никогда не помышляла о таких вещах. Как ты оказалась в этом автобусе, набитом правоверными зомби? Оглянись: они ведь теперь повсюду. Как ты не замечала их прежде? Где они прятались и по какому такому сигналу вдруг полезли из всех щелей, чтобы схватить нас за горло?
– Басшиба… Басшиба…
Погруженная в невеселые мысли, я не сразу расслышала голосок зомби по имени Рэйчел, переименованной дочки зомби-родителей Сары и Арины, ранее звавшейся Аароном.
– Да, Рэйчел.
– Басшиба, мы с Мири подумали и решили, что нельзя оставлять безнаказанным сексуал харрасмент.
– Really?
– Really, – твердо проговорила Рэйчел. – При всей особенности вашего интеллектуально альтернативного камрада. Сейчас не то время, когда…
– Конечно, конечно, – перебила я. – Когда вернемся, непременно дадим делу ход. Насильник получит по заслугам.
Подруги радостно закивали, светясь одинаковыми улыбками. Автобус миновал небольшую сосновую рощу, и за окном пошли мелькать серо-зеленые пригорки Шомрона. Похоже, мы приближались к цели нашего путешествия. И в самом деле, вскоре впереди замаячили осветительные столбы и антенны дорожного блокпоста. Автобус свернул на обочину и остановился. В проходе возник Мени с микрофоном. За его спиной, как Росинант за Дон-Кихотом, переминалась одна из костлявых анархистских дев. Впрочем, с таким же успехом это существо неопределенного пола могло бы считаться не определившимся в своих предпочтениях парнем или трансвеститом: женского в ней было намного меньше, чем в живописной «цыганке» Крейзиканте Сатанаилло, встреченной мною в «освобожденном туалете» конгресса прогрессистов. На очкастой морде этой то ли кобылы, то ли мерина застыло выражение перманентной истерии; сбруей Росинанты, среди прочего, служил раструб громкоговорителя, связанный проводом-поводом с Мениным микрофоном.
– Выходим! – скомандовал Мени.
Анархисты повскакали с мест и, стуча копытами, забегали по проходу. Я тоже невольно ощутила себя частью боевого эскадрона.
– Стоп, стоп! – крикнул Мени и раздраженно дернул за повод, отчего Росинанта вздрогнула, прогремев всеми своими костями. – Инструкция! Сначала инструкция! Во-первых, плакаты. Шесть задних сидений берут плакаты, выходят и выстраиваются в шеренгу перед автобусом. Напоминаю: шеренга – это не в затылок, а плечом к плечу. Плечом к плечу! Во-вторых, флаги. Следующие шесть сидений берут флаги и выстраиваются за плакатами. Операторы не берут ничего, кроме своих камер, и начинают снимать сразу по выходу. Скандируем по команде: сначала я в мегафон, потом вы повторяете хором. Батшева, переведи американским камрадкам.
Но перевода не потребовалось: камрадки, взволнованно щебеча и не прекращая кивать, уже доставали из сумок видеокамеры, включали, проверяли, щелкали кнопками и тыкали пальцами в экранчики, устанавливая правильные режимы сабельной атаки на оккупантов. С грозным ржанием мы высыпали из автобуса и присоединились к двум плакатно-знаменным цепям. В авангарде – ни дать ни взять полководец перед боем – прохаживался озабоченный Мени с Росинантой в поводу. Мира сразу приступила к съемке, а Рэйчел принялась вертеть головой в поисках бульдозера.
К ее глубокому разочарованию, бульдозера не было и в помине, что ставило под вопрос возможность демонстрации глубокой преемственности революционных поколений. Блокпост состоял из нескольких окруженных бетонной стеной и составленных квадратом жилых сарайчиков со сторожевой вышкой посередке. Эта грозная крепость оккупантов находилась, однако, в стороне от шоссе, в то время как на самой дороге в пространстве между полосами располагалась лишь ветхая будка с двумя шлагбаумами, чьи полосатые руки были гостеприимно задраны вверх, салютуя свободному движению в обе стороны. Под будкой, в скудной ее тени, развалившись на пластиковых стульях, скучали два сомлевших от жары резервиста-милуимника. Наш автобус они встретили с тем же воодушевлением, с каким затерянный в бескрайней прерии городок встречает приезд бродячего цирка.
Мени поднес микрофон ко рту. Громкоговоритель крякнул, присвистнул и возвестил:
– …дзабору!
Мне тут же совершенно не к месту вспомнилась д’Жаннет, и настроение порядком испортилось. Наш командир недоуменно посмотрел на микрофон, затем перевел грозный взор на ни в чем не повинную Росинанту, и та подалась назад, испуганно прядая ушами. К счастью, вторая попытка оказалась удачней.
– Нет забору! Нет забору!
Мени удовлетворенно кивнул и по-дирижерски взмахнул свободной рукой. Мы грянули хором согласно инструкции. Милуимники слушали концерт с видимым удовольствием. Как известно, ни один уважающий себя резервист в жизни не заправит гимнастерку в штаны, а уж о таких тонкостях, как шнуровка ботинок, и вовсе говорить не приходится. В наших местах уважение к армейской форме проявляют только срочники, да и то лишь из страха репрессий со стороны лагерного старшины или патрульных из военной полиции. Но парочка возле будки выделялась даже на фоне обычной милуимной расхлюстанности. Думаю, в таком виде их не приняли бы даже в партизанский отряд папуасов.
Сначала они просто хлопали в такт, но потом один из них вскочил и присоединился к нам вторым голосом.
– Нет за-бо-ру! – скандировали мы.
– Нет за-по-ру! – вторил нам он, подтверждая слова отчетливо слышными неприличными звуками.
Понятия не имею, чем их кормили на завтрак, но шутник проявлял поистине незаурядное мастерство в пользовании своим музыкальным инструментом.
– Really?! – послышалось над моим ухом. – Really?!
Кудряшка Мира, припав к экранчику видеокамеры, увлеченно фиксировала соло доблестного бойца оккупационных войск.
– Смотрите, смотрите: он присоединился к нашей борьбе… – бормотала она. – Армия переходит на сторону народа!
Оставалось лишь гадать, какой заряд кончится раньше: в батарейках мегафона или в животе милуимника. Но Мени решил не искушать судьбу: прозвучала новая команда, и мы с облегчением вернулись в кондиционированное чрево автобуса. Резервисты проводили нас приветственными взмахами рук и приглашениями приезжать еще. Без сомнения, наш концерт помог им скоротать томительные часы утренней смены. Но, как выяснилось, это была лишь короткая репетиция главного представления.
Полчаса спустя автобус въехал в большую арабскую деревню и, с некоторым трудом протиснувшись сквозь лабиринт горбатых и узких улочек касбы, остановился перед мечетью. Нас уже ждали: на площади собралось довольно много народу – от шустрых любопытных мальчишек и девчонок до иссохших коричневых стариков и женщин в черных балахонах. По опыту общения с яффскими я хорошо знала, что, при всем уважении к детям и старикам, главным ядром и действующей силой любой арабской толпы всегда является шабаб – компания молодых неженатых парней. Были они и здесь – человек тридцать-сорок, если не больше. По сигналу Мени они разобрали привезенные нами плакаты и флаги. Только теперь я обратила внимание, что некоторые флагштоки толщиною напоминают бейсбольные биты. Шабабники так и держали их – положив на плечо наподобие дубин.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!