500 - Мэтью Квирк

Наутро история с Хаскинсом разорвалась, точно бомба. Десятки тележурналистов столпились на возвышении напротив Верховного суда, чтобы за спиной у каждого хорошо просматривалось это здание. Выстроившиеся под прожекторами, они напоминали карнавальных зазывал. Все прибывающие толпы людей и грузовики перекрыли едва ли не пять кварталов вокруг Капитолия, усугубив обстановку.

Такой цирк возможен только в Вашингтоне: тонкий налет общественной значимости поверх полнейшей мишуры позволял даже уважаемым СМИ потворствовать этому пип-шоу. В Париже, недалеко от места преступления, пресса разбила настоящий лагерь. Главные теле- и радиовещательные сети забили прайм-тайм освещением последних новостей, а по четырем основным каналам транслировалось обращение президента в связи со смертью Хаскинса.

На следующий день этими новостями начинались чуть ли не все разговоры даже незнакомых друг с другом людей. На улицах постоянным фоном витало: «Я слышал, он ее грохнул именно в тот момент…» — «Это я уже слышал». — «Друдж говорит, он ее задушил». — «Не, чушь собачья».

С этим носились всю неделю — словно, кроме этих двух смертей, ничего больше в мире не произошло. Я наблюдал, как запущенный Дэвисом фейк постепенно оседает непреложной реальностью в умах миллионов, будучи озвучен самим президентом. Генри, должно быть, позаботился о всякой мало-мальской улике, что могла бы опровергнуть его залепуху. И наверняка добрался до того человека, с которым говорил на прослушке судья Хаскинс. Я и представить себе не мог, сколько привлечено связей, какого размаха закулисные сделки при этом обтяпаны, сколько отпущено всяческих угроз, чтобы провернуть такое грандиозное предприятие.

И я собирался свалить человека, который за всем этим стоял? Ни единого шанса.

Вопрос о том, кто убил Малькольма Хаскинса и Ирину Драгович, преследовал меня везде, не отпуская ни на минуту, давя, словно толща вод. Когда давление возросло, я сумел все же худо-бедно раствориться в своих повседневных делах, чтобы мне не приспичило встать перед Белым домом, как какой-нибудь маньяк с куском бумаги и маркером, и начать выкрикивать правду о гибели судьи, пока меня не уволокут копы.

Энни чувствовала, что что-то не так. На следующий вечер после моего разговора с отцом она попросила меня пойти с ней прогуляться, невзирая на все отговорки — мол, работа, электронная почта, телефонные звонки, — которые я пускал в ход, чтобы не выкладывать ей то, что у меня на уме. Мы пересекли площадь Адамс Морган. Я повел Энни длинными окольными путями, подальше от Калорамы и особняка «Группы Дэвиса».

Мы остановились на мосту Дюка Эллингтона. Известняковая дорожка вела к парку Рок-Крик.

— Что на самом деле случилось в субботу, Майк?

Понятно, что то жуткое воскресное видение, которое я собой являл после того, как при мне хлопнули двоих человек, не располагало Энни к любопытству. Но ясно было и то, что это ненадолго.

— Кое-кто убит, — выжал я ответ. — Я пытался это предотвратить, но не смог.

Энни смотрела, как проплывает туча над серпиком луны.

— Хаскинс, — произнесла она.

Я промолчал.

— Не замыкайся в этом, Майк. Скажи, чем я могу тебе помочь.

— Просто будь со мной рядом. Этого достаточно.

Я послушал, как под нами бьется о камни поток, вцепился в перила. Энни внимательно посмотрела на меня.

— Случилось нечто очень нехорошее, и часть вины лежит на мне, — решительно сказал я. — Теперь я хочу это исправить. Я хочу добиться правды. Даже если это означает пойти против Генри Дэвиса.

Она придвинулась ко мне, погладила ладошкой спину.

— Послушай, — неуверенно проговорил я, — мне надо задать тебе один дурацкий вопрос, поскольку я совершенно не знаю, что из всего этого выйдет. Я… Ну, в общем, мне очень неспокойно. Потому что я могу натворить бед и с Дэвисом, и с работой. У меня все сейчас ставится на карту: работа, дом — возможно, даже наше с тобой счастье. Ты будешь со мной, даже если я в итоге останусь на полном нуле?

Она смотрела на меня, скрестив руки на груди. Мне вовсе не хотелось заставлять ее выбирать между мной и Генри, поскольку я не был уверен, что непременно выиграю это состязание. Ведь очень может быть, что я интересовал ее лишь как восходящая звезда «Группы Дэвиса». Кроме того, я знал, что Генри как раз и подстроил наше сближение: кабинеты рядышком, схожие поручения. Они постоянно секретничали один на один в его кабинете. Так ли уж бредова мысль, что он пристроил ко мне свою «правую руку», дабы за мной присматривать? Может, и так. Но, учитывая, что я видел и на что способен Дэвис, явно не все тут было подстроено. Нет, конечно. Я вытолкнул эту идиотскую мысль из головы. Наверно, на мне сказывался прессинг последних дней и мой страх.

— Ладно, забудь, что я сказал.

— Глупо об этом спрашивать, Майк. Ты ведь знаешь, что я буду с тобой. — И, прильнув ко мне, Энни обхватила меня руками.

Вопрос был глупый не потому, что правда была совершенно очевидна, а потому, что ее ответ мне ни о чем не говорил. Это то же самое, как Маркус с Дэвисом спросили, согласен ли я поддержать их утку. Будет Энни на моей стороне или обманет — ответ все равно один и тот же.

Хотя какая тут разница — правда или ложь? Мне было приятно от нее это услышать.

Я собирался обратиться в полицию — но не потому, что считал это правильным шагом. Фактически я бежал очертя голову навстречу своим бедам. Я обладал опасной информацией. А поскольку ни одна тайна не бывает надолго скрыта от Генри, лучше я сам за ним пойду, не дожидаясь, пока он двинется за мной.

Дэвис намекнул, что будет за мной следить, но избавиться от «хвостов», реальных или воображаемых, оказалось легче всего. Район вблизи пересечения 19-й и L-стрит на севере Вашингтона был построен как трехмерный лабиринт: мало отличающиеся друг от друга типовые офисные здания сплошь из стекла, множество проулков, улицы с односторонним движением, подземные гаражи по четыре выезда с каждого. Самому б не заблудиться!

Куда сложнее было найти работающий телефон-автомат. Наконец я набрел на замызганную будку возле греческой кулинарии. Я позвонил по основному номеру городской полиции и попросил соединить меня с детективом Риверой — дабы убедиться, что он на самом деле тот, за кого себя выдавал.

На том конце мне не ответили, и я оставил голосовое сообщение. Сказал, что хочу переговорить с Риверой в безопасном месте и удостовериться в его личности и честных намерениях. Я продиктовал свой адрес на «Хотмейле» и пароль, сообщил, что буду оставлять ему любые послания в папке с черновиками, не отправляя их, — и он для сообщения со мной может делать то же самое. Мне как-то довелось прочитать статью о том, что этим пользуются для связи террористы, и теперь я решил, что, если это удобно для Талибана, то почему бы и мне таким образом не увернуться от электронных ищеек Генри.

И когда я позвонил в полицию Ривере, гнетущая меня в последние недели муть неопределенности почти мгновенно рассеялась. Я весь был в предвкушении кошмара. Но каким бы бредовым ни был мой план, теперь, выступив против Генри Дэвиса, я чувствовал громадное облегчение и даже какой-то маниакальный свербеж.