Девочка в стекле - Джеффри Форд

Было позднее утро, и я сидел на кухне в доме Шелла. Антоний вернулся со свежей газетой, но не бросил ее на стол, как обычно. Газета, свернутая, оставалась у него под мышкой, когда он наливал кофе, а потом Антоний положил ее первой страницей вниз, подтащил стул и сел рядом со мной.

— Стинтсон? — спросил я.

Он поскреб затылок и кивнул:

— Досталось ему. Пуля в затылок.

— Ограбление.

— Так написано.

— Агариас совсем распоясался, — сказал я.

Антоний издал какой-то печальный смешок.

— Ты подумай о его плане. Судя по тому, что ты сказал, он берет кровь у ошибок природы и пытается с ее помощью улучшить кровь тех, кого считает ошибками природы иного вида. Какой в этом смысл?

— Я думаю, что его привлекает белизна кожи — так сороку привлекают блестящие предметы. Это все связано с белизной.

— И еще с кровью. Самое дрянное — когда такой вот хрен решает, что должен спасти людей от них самих.

— Короче, мы оба считаем, что Агариаса так или иначе необходимо остановить, — сказал я.

— Босс, только ты не заблуждайся на его счет. На тот случай, если у тебя другое мнение, знай: будь у него хоть малейший шанс, он нас непременно укокошит. Мы поменяем Морган на Шелла, а потом он нас всех отправит на тот свет. Так что ты, думая над спасением Шелла, имей это в виду.

Я кивнул:

— У меня в голове пустота. Я даже не могу сообразить, что бы нам поесть на ланч.

— В общем, прижал он нас к стенке.

— Мы даже не знаем, жив Шелл или нет, — сказал я.

С этого момента Антоний молчал все утро и добрую половину дня. Он узнал результаты скачек, побродил по дому, собирая кое-какие вещи, лежащие там и здесь после разгрома, несколько часов собирал мертвых бабочек в Инсектарии. Что до меня, я просидел за столом в кабинете с карандашом и бумагой наготове, чтобы набросать план — но план так и не материализовался.

Сидя там и рисуя кружочки, я вспоминал свой разговор с Морган этим утром, перед тем как мы с Антонием уехали из рыбацкого домика. Ей было трудно смириться с тем, что Шелла похитили из-за нее. Я не думал, что она вполне поняла все последствия этого запутанного дела с участием Агариаса, Мерлина и ее самой. Узнав, что ее требуют в обмен на Шелла, Морган сказала, что с радостью пойдет на это, но потом разрыдалась и убежала в заднюю комнату. Мне не хватило духу пойти следом, а потому я просто попросил Исабель успокоить Морган, что она мне и пообещала. После этого мы уехали… чтобы заняться — чем?

Так и прошел весь день. Ничего, кроме дурных мыслей — сочувствие семье Стинтсона, невиновный Керн, томящийся в тюремной камере, Барнсы, не знающие, от чего умерла их дочь. Мрачная реальность, точно какой-то ненасытный дух, проглатывала все мои идеи еще до их рождения. Я кусал ногти, стучал кулаками себе по вискам — все без толку. Наступили сумерки. Я позвал Антония, и он появился в дверях кабинета.

— Пожалуй, день прошел впустую — можем возвращаться на южный берег.

— Хорошо, босс, — сказал он, и сердце у меня упало, когда я увидел его унылое лицо.

— Может, завтра что-нибудь образуется, — утешил его я.

Антоний пошел за своим пальто, а я встал и бросил карандаш на стол. Мы встретились в гостиной и уже собирались отодвинуть в сторону самодельную дверь из ковра и покинуть дом, когда Антоний сказал:

— Ах да, я же хотел взять бутылочку на вечер.

— Хорошая мысль, — сказал я ему.

Несколько минут спустя он снова появился из коридора с матовой бутылкой, в которой была янтарная жидкость.

— Хорошая мысль, — повторил он. — Хоть что-то должно ведь быть хорошо.

Мы вышли, ковер снова закрыл за нами дверной проем. Мы уже шли к «корду», когда я услышал вдалеке телефонный звонок.

— Эй, — сказал Антоний, насторожившись, но я уже бежал по тропинке в дом.

В кабинете, поднося трубку к уху, я дышал как паровоз.

— Алло? — сказал я.

Целую секунду трубка молчала, а потом внезапно раздался резкий голос.

— Томми? — Это опять был Эммет Броган.

— Его сейчас нет, — сказал я.

У меня не было настроения докладывать ему обо всем, что случилось.

— Ах, какой он занятой-презанятой.

— Может, я чем могу помочь?

— Да нет, малыш. Ничего особенного. Просто хотел поделиться с собратом-энтомологом интересными сведениями. Пятая страница вашей местной газеты. Я подумал, что он охренеет, прочтя это. В правом нижнем углу.

— Я ему передам.

— Ну а как ему понравилась информация по КЕА? — спросил Червяк.

— Высший класс.

— Самое подходящее словечко для этого блядства. — И он повесил трубку.

Антоний уже стоял в коридоре и смотрел на меня с надеждой.

Я положил трубку и спросил:

— Где газета?

— Там, — ответил Антоний.

Я поднялся и последовал за ним по коридору. Сев за кухонный стол, разложил перед собой газету, стараясь не смотреть на фотографию Стинтсона в начале, перелистал страницы и остановился на пятой.

— Вот, — показал я на заметку в нижнем правом углу. — Мальчик находит в Форт-Соланге экзотическую бабочку, — прочел я вслух, а потом быстро пробежал всю заметку.

— Ну, что там? — поинтересовался Антоний.

— Один мальчик вчера нашел красивую синюю бабочку в лесу, неподалеку от своего дома. Она была уже мертвая, но он отнес ее учителю биологии, который и сообщил о находке в газету. Учитель утверждает, что это совершенно невероятная находка — бабочки вида голубой морфо Менелай не водятся на острове, тем более осенью. Он считает, что бабочка прилетела с парохода рейсом на Нью-Йорк.

— Шелл?

— Допустим, учитель прав и это в самом деле морфо. Такие бабочки водятся в Южной Америке. С какой стати пароход с юга будет давать круг и идти по проливу, чтобы попасть в Нью-Йорк? И потом, при такой низкой температуре вряд ли она долетела бы с пролива до городка, где бы он ни был. Это наверняка Шелл оставил свою визитную карточку.

— А где этот Форт-Соланга, черт бы его драл? Слышал о нем когда-нибудь?

— Нет. Но место, откуда он выпустил бабочку, должно быть совсем рядом с местом, где ее нашли.

— У меня в машине есть карта.

Несколько минут спустя мы снова сидели за кухонным столом, и Антоний склонялся над картой.

— Форт-Соланга — не название, а хрен знает что, — сказал он.

— Дай-ка мне сигарету, — попросил я.

Я не мог сидеть спокойно. Если раньше я пребывал в депрессии и толком не мог думать, то теперь испытывал такой прилив энергии, что мои ноги ходуном ходили под столом.