Новые Дебри - Диана Кук

– Прелесть! – воскликнула Агнес. Она притворилась, будто у нее накрашены губы, и улыбнулась так, как сделала бы с толстым слоем губной помады на них. С полными, липкими, неповоротливыми, облепленными грязью губами. Забавно, что ей запомнились такие странные картины, которые не имеют ничего общего с ее обычной жизнью и которых она больше не увидит никогда. Накрашенные женщины в неправдоподобном мире. Она хихикнула так, как у нее на глазах хихикали они, прижала пальцы к ключице, старательно вскинула голову.

– Обхохочешься с тобой, чудо в перьях, – сказала Вэл, чмокнула Агнес в стриженную макушку и отошла помогать готовить обед. Агнес решила, что ополоснуться будет неплохо и Глену полезно.

Он сидел на бревне и обстругивал деревяшку, делая крючок, его руки были покрыты мелкими кровоточащими порезами. Некоторое время Агнес стояла перед ним, прежде чем он поднял голову, и когда поднял, это было медлительное, неловкое, болезненное движение. Он улыбнулся.

– Que bonita, – сказал он и дотронулся до собственных волос, показывая, о чем речь.

– Спасибо, Глен.

Он снял волос, прилипший к ее одежде.

– Загадай желание, – посоветовал он.

– Я уже загадывала.

– Тогда я загадаю. – Он закрыл глаза, поднес волос к губам, поцеловал и пустил по ветру.

И улыбнулся, прищурившись от солнца, бьющего ей в спину.

– Хочешь искупаться вместе со мной? – спросила она.

Он покачал головой, одними губами выговорил «нет», все еще улыбаясь и щуря глаза. Потом взял ее за руку и принялся раскачивать.

– Я так горжусь тобой, девочка моя, – сказал он. Его голос снова стал сиплым и в конце понизился до шепота.

– Спасибо, Глен.

Он отвлекся и снова принялся стругать, а она постояла рядом еще несколько минут, желая уговорить его передумать, но не зная как.

Все, даже самые младшие из Новоприбывших, были заняты в лагере, а Агнес все равно ушла к реке. Она знала, что пренебрегает важной работой. Червячок безответственности щекотал ей под ребрами, заставляя вновь почувствовать себя ребенком без забот и обязанностей, и она втайне радовалась этим ощущениям.

Шевеля пальцами ног в холодной воде, она вспоминала, как они с матерью ходили на реку стирать особые тряпки. Это были просто нарезанные полосками хлопковые футболки, которые Дебра приспособила для новых целей. И вместе с тем последние остатки Города, от которых зависела их повседневная жизнь. Агнес в то время была гораздо ниже ростом, и мать, кажется, иногда нервничала, когда она забредала слишком глубоко в воду. Но теперь Агнес умела плавать. Она плюхнулась в заводь поглубже у берега ленивой реки, погрузилась в воду полностью, смывая состриженные волосы с головы, плеч и груди.

Она перевернулась в воде, загребая ладонями, чтобы не всплывать на поверхность, открыла глаза, увидела сквозь воду голубое небо и солнце, слегка разбавленное глубиной. В других местах эта же река набирала скорость и становилась опасной. И если Агнес оставалась неподвижной, даже здесь она начинала чувствовать, как вода тянет ее. Потихоньку-полегоньку, но, несомненно, тянет. Она не замечала этого, когда стояла в воде, или мылась, или просто брела вдоль берега. Но стоило ей расслабиться, как ее начинало довольно быстро сносить вниз по течению. А там, где она находилась сейчас, вода скользила туда-сюда, как холодная змея. Насколько Агнес могла судить, это было не опасно.

Ей вспомнился Смотритель Боб. Как он смотрел на нее после того, как дал ей леденцы. Кожа между его глазами провисла, образовала глубокую тревожную букву V. Это запомнилось ей с самого первого дня. Поездка получилась изнурительной. Мать вымоталась. От плача ее лицо покрылось красными пятнами и сеткой красных прожилок, похожих на паутину. Агнес помнила, что в их последний день дома мать и баба поссорились.

– Нельзя вам уезжать, – сказала баба.

Мать была взбудоражена и расстроена. И еще больше растеряна.

– Я должна. Зачем ты усложняешь?

– Потому что это так глупо. – Баба сжала кулаки и лицо, как в мультиках, которые смотрела Агнес, – когда кто-нибудь злился и у него из ушей валил дым. Баба страшно злилась.

– Нет, мама, не глупо. Это важно. Неужели тебе нет дела до Агнес?

Глаза бабы стали огромными, она заморгала, уставившись на Агнес так, будто видела ее впервые. Ее гнев утих, она улыбнулась. Протянула руки, чтобы обнять Агнес, Агнес шагнула к ней навстречу, но тяжелая материнская рука оттащила ее назад. И тогда баба разрыдалась.

При виде бабы в слезах у Агнес защемило в груди. Горло перехватило, слезы подступили к глазам, она по голосу слышала, что мать злится. Но все оборвалось, когда мать швырнула в стену стакан.

– Не командуй мной! – кричала мать, а баба вопила:

– Но мне же страшно!

Агнес отцепилась от материнской руки и стала отступать к своей комнате – медленно, чтобы не привлекать к себе внимания.

Напрасно она беспокоилась. Женщины не заметили, что она исчезла. Хоть они и ссорились якобы из-за нее, о ее присутствии они забыли напрочь. И теперь орали одна на другую, истерически выкрикивали разные слова. Ничего подобного Агнес раньше не видела. Но теперь познакомилась с Близнецами, а они вели себя очень похоже. Теперь-то она могла просто смотреть на них и дивиться. А тогда, как ей помнилось, она напугалась.

В тот вечер Агнес прикрыла дверь своей комнаты и повернула ручку осторожно, чтобы приглушить щелчок. Дверь, как барьер, притупила боль в голосах взрослых. Она блуждала по комнате, трогала принадлежащие ей вещи, пытаясь расслышать, хотят ли они что-нибудь сказать ей. Побарабанила пальцами по оконному стеклу, подождала ответа. Сунула голову в наволочку, натянула ткань на лице, подышала сквозь переплетение хлопковых ниток. Полежала прямо так на кровати – головой на подушке, внутри наволочки. Так она и уснула. И проснулась, когда мать вытаскивала вещи из ее комода.

– Что ты делаешь? – невнятно спросила она из наволочки.

– О, как хорошо, что ты жива. – Мать ответила рассеянно, набивая рюкзак теплыми вещами Агнес. Ее голос звучал рыхло, истерто. Глаза были красными. Она не спала. На ней была гигантская футболка, которой Агнес никогда раньше не видела, и толстые длинные носки, которые она натянула до колен. Волосы Беа собрала в низкий хвост сбоку. И была похожа на несчастного взрослого, одетого ребенком, который когда-то был счастлив.

– Милая, можешь выбрать две вещи, которые тебе особенно дороги? Которые ты согласилась бы носить с собой повсюду долго-долго?

– Зачем?

– Потому что мы уезжаем. И других своих вещей ты некоторое время не увидишь.

Агнес серьезно кивнула.

– Баба ушла?

– Баба ушла. Принеси эти две вещи в мою комнату, ладно? – Мать порывисто поцеловала ее в макушку.

Агнес выбрала плюшевого единорога и кулон-бабочку. И потеряла кулон в первые же пару месяцев жизни в Дебрях.