Нам нельзя - Ольга Джокер

очень быстро. Все только и говорят о сбежавшем спецназовце, который надрался в забегаловке и угрожал кому-то из местных ножом. Слухи обрастают новыми подробностями, достигают невероятных размеров. Замять не получается. Мельников в панике, телефон из рук не выпускает, поэтому поговорить с ним с глазу на глаз получается не сразу.

Он встречает меня после ужина, отзывает в сторону и качает головой:

— У меня в кабинете столичные гости. Тебя требуют.

— Чего хотят?

— У них там много вопросов, Глеб. Такое ощущение, что проёб новенького был только поводом, — произносит Мельников. — Сам, как увидел, сразу не поверил. Там и превышение должностных полномочий, и ещё какая-то хрень. Видит бог, Воронцов, я сделал всё, что мог!

Грудную клетку будто танком переезжают. Сука!

Я усмехаюсь, глядя во наглую рожу врущего генерала. Мельников, конечно, не станет впрягаться за меня и рисковать своим положением. В этом нет никакого смысла, потому что я не планировал служить дальше.

— Продался ты, Александр Степанович. Видит бог.

— Мне твои осуждения ни к чему, Воронцов. Я со дня на день на пенсию собираюсь.

— Это если получится. Не боишься, что я тебя за собой потяну?

Он усмехается, недовольно качает головой и отступает на шаг в сторону,  освобождая мне дорогу к своему кабинету.

Глава 51

Ника

— Я сама разберу пакеты! Сиди, — обращаюсь к бабуле.

Она вновь занимает место на кожаном диванчике тесной кухни, подпирает голову рукой и пристально за мной наблюдает.

— Ты похудела, Никуль. Совсем тощая стала, как спичка. И грустная почему-то.

Я раскладываю продукты по полочкам в холодильнике и чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы. Смаргиваю, делаю глубокий вдох. Прошло ровно одиннадцать дней, как Глеб не выходит на связь. Много это или мало? Он предупредил, что пропадёт, но я даже не думала, что мне будет настолько сложно в этот период. Минуты тянутся словно вечность, а сознание упрямо рисует в голове жуткие картинки того, что с ним сейчас происходит.

Я продолжаю ему писать. Да, номер Воронцова находится вне зоны доступа, но это не мешает мне отправлять ему фото и писать короткие сообщения. Уверена, что, когда он сможет включить телефон, ему будет интересно, как я прожила без него это бесконечное время.

— Доченька, ты плачешь, что ли? — удивляется бабушка. – Это из-за родителей, да?

— Нет. Не из-за них.

Она встаёт с диванчика, преодолевает расстояние между нами и крепко обнимает. Тёплые морщинистые руки нежно гладят мои волосы, заботливый и ласковый голос утешает нужными словами. Обычно я не люблю, когда меня жалеют, но сейчас это именно то, что мне нужно. От родителей поддержки не дождёшься. Я даже не помню, когда в последний раз мама меня обнимала…

На одном дыхании рассказываю бабушке обо всём, что происходит в моей жизни. Меня прорывает. Впервые за дни одиночества. Она слушает молча, не перебивает, лишь продолжает обнимать меня, заряжая терпением и спокойствием.

— Как думаешь, то, что он не выходит на связь так долго — это нормально? — Я коротко всхлипываю и закрываю чёртов холодильник, который пищит не переставая.

— М-м, думаю да. Он же предупредил, что пропадёт?

— Предупредил. Но… ба, я спать и есть не могу. Как только закрываю глаза, мне мерещится, что его забрали в плен террористы.

— Моя девочка, не расстраивайся! — говорит бабуля и крепче обнимает. — Я более чем уверена, что с твоим бойцом всё хорошо. Пройдет ещё немного времени, и он обязательно объявится.

Я сижу у бабушки до вечера. С ней хорошо и тепло. Она отвлекает от грустных мыслей, рассказывает житейские истории и заставляет меня улыбаться. Бабуля предлагает остаться у неё на ночь, но дома меня ждёт голодный Туман. Я не могу. Отказываюсь.

Я выхожу на улицу и направляюсь в сторону автобусной остановки. На календаре уже несколько недель весна, но погода остаётся зимней. Температура воздуха ниже нуля, на обочинах всё ещё лежит снег. А мне так сильно хочется тепла!

Позади меня медленно едет автомобиль. Сначала я не обращаю на него никакого внимания, но затем напрягаюсь, потому что он следует чётко по моему маршруту. Тело бросает в жар, а потом в холод, я думаю о том, что лучше бы вызвала такси, но шаг не сбавляю. Надеюсь, что мне просто мерещится… Неожиданно автомобиль останавливается, сверкают фары. Позади меня слышится отчётливый топот ног. Сунув руки в карманы куртки, я прибавляю скорость и почти перехожу на бег.

— Стой, Ника! Да погоди ты…

Ромка. Чёрт! Этого мне только не хватало. Откуда он узнал, что я была у бабушки? Следил или что? На улице, как назло, ни одной живой души.

Сжав телефон в руках, я поворачиваюсь к Захарову и почти сталкиваюсь с ним лоб в лоб. Свет фонарей освещает его напряжённое лицо. На коже ни единого синяка или царапины. Он полностью восстановился после того, как получил от Воронцова, поэтому моя совесть перед ним почти чиста.

— Чего тебе надо? — резко спрашиваю Ромку.

— Для начала… привет! — усмехается он.

— Привет. Я тороплюсь на маршрутку. У тебя что-то важное?

— Я тебе звонил на днях. — Ромка склоняет голову набок и слегка щурится. — Не видела пропущенных?

— Видела, — отвечаю, нервно озираясь по сторонам.

— Но не захотела ответить, да?

Я молчу, а Ромка недовольно хмыкает. Какие могут быть ещё варианты? Я люблю другого, у нас с ним всё серьезно. Зачем мне отвечать на звонки бывшего парня?

— Сядешь в машину? Поговорить надо.

— Я же сказала, что тороплюсь.

Развернувшись, вновь продолжаю идти, но Захарова это не останавливает. Он окрикивает меня по имени, но осознав, что я не собираюсь с ним разговаривать, выдаёт то, что заставляет меня замереть на месте:

— Это по поводу Глеба Воронцова.

Я на мгновение прикрываю глаза и позволяю Ромке догнать меня. Теперь он снова оказывается напротив.

Захаров заинтересованно следит за моей реакцией и делает длинную паузу, из-за которой внутри поднимается настоящий ураган. Почему он так долго молчит? Что сказать хочет?

— Ну, говори, — поторапливаю его.

— Твой Глеб находится под следствием. Знаешь, наверное?

Шок. Непринятие. Злость. И тупая боль в левой половине груди.

Пытаюсь сделать вдох, но лёгкие отказываются работать и, чтобы не задохнуться, я начинаю судорожно хватать ртом морозный воздух.

— Повтори, — цежу ему сквозь зубы. — Что ты сейчас сказал?

Сердце