Чё делать? - Владислав Михайлович Попов

– Слушаю.

– Это я слушаю, а ты докладываешь. Понятно? – раздалось из трубки. – Ты отправил Стаса на самолет?

Феликс Эдмундович деликатно промолчал.

– Вы только едете в аэропорт?

Феликс Эдмундович молча поморщился.

– Ты нашел их в банке? На лице Феликса Эдмундовича появилось выражение сильнейшей муки, но он все равно молчал.

– Слушай меня! Осталось 4 рейса до концерта. В Олимпийском 35 тысяч мест. Каждый билет от 150 до 950 рублей. А в вип-зону билеты по 1500 рублей. Если Стаса не будет и концерт не состоится, ты заплатишь неустойку в двойном размере. И это только мне, а есть еще другие люди, которые будут очень-очень расстроены. Хватит ли твоей лавки, чтобы расплатится со всеми?

– Да нашел я твоего Стаса, не кипятись, – прервал молчание Феликс Эдмундович.

– А почему не отвечает на звонок?

– Бухой он в стельку. «Наполеона» обожрался!

– Торта?

– Зачем торта, коньяка.

– Хорошо, мой железный. Ты только что спас свою лавку и свою шкуру. Ну ладно, жду звонка из аэропорта.

– Конечно, конечно. Все будет в ажуре. Доставим в целости и сохранности! – бодро рапортовал Феликс Эдмундович. Но когда из трубки послышались гудки, он в отчаянии опустил руки и с горечью подумал: «Никакой это не Стас. Так фуфло какое-то случайное». Но вслух скомандовал:

– Ну чё стоим? Чоо, спрашиваю, стоим? Тащите это к Патронычу.

Потому что сомнения никому не нужны, их на рынке не продашь. Всем результат подавай. Вот это товар ходовой. А Феликс Эдмундович Буряк – бизнесмен и занимается только ходовым товаром. От него требовали результат, он его предоставил.

В это самое время Женек отклонился от прямого маршрута из радиорубки в пункт охраны. Он решил свернуть в «Муравейник» с целью купить себе кефира с батоном. На обед не отпустили, так хоть на ходу перекусить. Но перекусить не получилось, он услышал, как хозяин «Нового света» докладывает по телефону, что нашел Стаса. Скамейка скрывала от Женьки пьяную фигуру, над которой стоял начальник его начальника. Забыв про кефир и батон, Женек повернул на 180 градусов и понесся с новостью к Патронычу.

5

«Может, я упустил свой шанс? Может, надо было брать то, что предлагала сама судьба, а не идти вопреки ее воле? Надо было в институт идти, раз там отец работает. А теперь вот картошку с пола собирать приходится. Поиграл в хозяина своей судьбы, ничего не скажешь», – мучительные сомнения в правильности своего выбора одолевали Александра Петровского всякий раз, когда в работе случалась очередная авария. А аварии случались регулярно. То он кофе расплескал, то, как сейчас, картошку рассыпал. Дома кухня была вся на бабке, Ирине Ильиничне. Она ходила за Сашенькой, подкладывала ему под руку пирожки, яблочки и убирала грязные тарелки с огрызками.

– Что ты упустил? – Микки Рурк лениво прислонился к стене, достал сигарету и красиво закурил. – Что ты упустил? – он затянулся, медленно выпустил дым в табличку «Здесь не курят». – Семь часов снотворных лекций? Латынь? Вечные нотации отца? Тебе дома материнского нытья мало?

– Да я бы в Москву поехал, в первый Мед поступать. – запротестовал Александр.

– Москва – это круто. Там бабки нужны. Будешь денежки у отчима просить?– презрительно спросил Микки Рурк.

– Петровский! Петровский! Уснул что ли? Бумбургер с колой не женщине с ребенком, а вон парню надо отдать. Да вон! Разуй глаза! Вон видишь, модный такой, на Стаса похож, с кучей пакетов. Нонна впервые с интересом посмотрела не на Александра, а в сторону.

– А сейчас я чем занимаюсь? – с обидой и вызовом спросил Александр Микки Рурка. – Прислуживаю тут всяким!

– Так не прислуживай, – все так же спокойно и равнодушно ответил Микки Рурк. – Да что я, вообще, с тобой разговариваю? Меня Ким Бесинджер ждет, да и на ринг пора.

Микки бросил окурок в поддон с картошкой фри, шлепнул Нонну по попе и ушел. Послышался удаляющийся рев Харлея.

– Ну, и ладно! Сам справлюсь. В гордом одиночестве Александр продолжил работу. Продолжил, так сказать, тянуть лямку самостоятельного человека. «Все таки, я – дурак. Люди ищут, где лучше, а я…»

– Может, хватит дурака валять?

Александр Петровский остолбенел.

– Может, хватит дурака валять, я повторяю! Что ты здесь делаешь, а? Что молчишь, язык проглотил? Да что же такое, отвечай, когда с тобой мать разговаривает!

– Что будете? – еле-еле пролепетал самостоятельный человек.

– Ты как с матерью разговариваешь!

– Кристина Анатольевна, вы фраппируете его. Кристина Анатольевна, дорогая, вы ставите мальчика в неловкое положение. Сашенька, голубчик, будьте добры, дайте нам чаю с круассанами.

– У нас нет круассанов, Надежда Алилуевна.

6

Дюша сидел на унитазе и ждал знака судьбы, как завещала ему женщина-астролог. Сначала он ждал знака у писсуара, потом у умывальника. Знака не было. Дюша пошел ждать знак к сушилке. Сушилка не работала. Сзади стоял человек с мокрыми руками и ждал своей очереди, чтобы испытать шанс у аппарата с горячим воздухом. По логике вещей надо было выходить из туалета. Но знака не было. Дюша сделал неуверенный шаг в сторону выхода, затем с мукой на лице, стараясь не глядеть на окружающих, быстро зашел в кабинку и закрылся. Ждать знак в кабинке было легче. Но ничего знакового не происходило. Только вонь значительно увеличилась, после того, как из соседней кабинки раздались какие-то анатомические звуки. «Неужели я должен это терпеть?» – взывал непонятно к кому Дюша. «Да, должен», – отвечал от имени непонятно кого Дюша. Он оглядел свое временное убежище. Несмотря на свежесть ремонта, стены уже были украшены народным творчеством. Большая часть посетителей были правши. Правая стенка была разрисована гуще левой. Знаки были незатейливы. Сжатый кулак, правда, без одного пальца. Попа женского пола, написанная с претензией на реализм. Несколько мужских членов, нарисованных грубо, схематично, совершенно недостойно великой русской реалистической живописи, как будто автор не имел перед глазами предмет своего изображения. Череп и кости. Надписи: «Кастет рулит», «Ляля – сука». Рядом кто-то подписал «Кастет – козел». Зачеркнуто. Ниже кто-то поделился своей упаднической философией: «Живи и молчи. Жри, сри и др…чи». Тут же стоял отклик: «Перейдешь на крик, интеллигенция. Когда будет язва, запор, импотенция!» Еще ниже был грустный вывод: «Жизнь – говно». Еще ниже – стоический ответ: «Вытри жопу и иди, работай». Еще ниже – ответ на ответ: «Сам вытри». Про работу ни слова. На дверце фломастером старательно выведено «METALICA», буквы ровные, объемные. Под «Металикой» шариковой ручкой и не так старательно, кто-то объявил своего кумира: «Алиса», название украсил стрелочками. Под «Алисой» красовалась уже просто нацарапанная ключом или ножиком надпись