Чё делать? - Владислав Михайлович Попов

слишком стар для этого дерьма, – тихо пробубнил Патроныч.

– А? Чё?

– Через плечо! Бегом за потерпевшей в магазин. И пусть подозреваемую сообщницу захватит. Будем очную ставку устраивать.

– За кем?– не понял Женек. Анна, про которую говорил Патроныч, никак не ассоциировалась у Женька с потерпевшей.

– Тупой что ли? За девчонкой. За менеджером, как ее, Аней. У которой джинсы украли. И кого она там обвиняет в пособничестве? Чтоб обе пришли.

– Я без обеда вообще-то. Мне кефиру хотя бы…

– Бегооом!

9

Только Женек скрылся за углом, как на пункт охраны внесли тело, исполняющее обязанности столичной звезды. Тело плюхнулось на скамейку, затем сползло на пол. Голова на теле глупо улыбалась. Патроныч тут же признал в пьянице дебошира из «Муравейника».

– Это ж…

– Ага, он самый, – откликнулся охранник.

Дебошир глубоко вздохнул и выдохнул. Патроныч заинтригованно принюхался:

– Это ж…

– Ага, он самый. Коньяк, – снова откликнулся боец. – Только теперь «Наполеон».

Человек с ароматом коньяка встал на четвереньки и пропел куда-то в пол: « Я сваабодеееээээн ийк, словна птиса в нибисааа х». Но даже это не убедило Патроныча, что перед ним певец.

– Дай ка,– ткнул он пальцем в сторону журнала « Уй!», где была фотка звезды.

Охранник передал журнал, и Патроныч недоверчиво начал сравнивать фото с реальностью.

– Я, млять, этого певуна, только одетым видел, да и то, мельком и с жопы, – объяснил свои действия Патроныч, хотя охранник его ни о чем не спрашивал.

На фото, среди вспышек цветомузыки, замер в прыжке брюнет с подведенными глазами. В реальности и. о. звезды был максимум шатеном и плотно прилегал к полу, так что о следственном эксперименте с прыжками не стоило и думать. Патроныч присел к проспиртованному телу и, тыкая в журнал, громко, с артикуляцией, спросил:

– Это ты?

Тело в ответ булькнуло, зажало себе рот, как будто не хотело говорить, но не удержалось и исторгло из себя накопленное. Это были не слова. Патроныч с матом отпрыгнул от подозреваемого, хотел его пнуть, но побрезговал.

– Все. Допрос окончен. Уборщицу позови! – бросил он охраннику и двинулся на свежий воздух. Перед носом дверь неожиданно распахнулась, в нее шагнула щуплая фигура и робко промямлила:

– Я по поводу объявления. На счет ключей от пятерки.

– Документы! – рявкнул Патроныч.

– Понимаете в чем дело, – продолжил мямлить щуплый, – у меня их украли. Точнее, у меня украли борсетку, а там и деньги, и ключи…

– Джинсы, я смотрю, на вас новые, – прервал гостя Патроныч. – И туфли. Как будто только что со склада.

Щуплый замер. Нач охраны смотрел на него тяжелым, немигающим взглядом. Взглядом без намека на сочувствие, словно двухстволка уперлась в жертву. Взглядом, который видит насквозь, словно это уже не двухстволка, а рентгеновские лучи. Взглядом презрительным, словно это и не двухстволка, и не рентгеновские лучи, а мусоровоз, который приехал очистить двор. Это был знаменитый взгляд Патроныча. Взгляд, который заставлял жалко лепетать в свое оправдание даже матерых рецидивистов, вроде Тусклого Вани из 17-го ПТУ, который дважды чистил ларек на остановке, но оба раза, говорил, что не он. А, когда столкнулся со взглядом Патроныча признался, что он. Ой, как плохо было Дюше под этим взглядом. «Как же так, – подумал бывший хозяин борсетки, – я же – водолей, у меня сегодня по гороскопу полное ведро успеха?» Тут у ног водолея с дрязгом опустилось металическое ведро, из которого расплескалась грязная вода.

– Я это убирать не буду, – гневно сообщила окружающим уборщица тетя Зина, указав резиновой рукой на валявшееся тело.

– Не нанималась я блевотину убирать, – без всякой деликатности продолжила она. – Задолбалась я сегодня за идиотами убирать. В Муравейнике нагадили, сейчас здесь. Сколько можно? Я свои права знаю. Я, между прочим, работала в профкоме жилхоза, так чё свои права знаю. Я когда у Журавлевой в кабинете мыла, она мне всегда говорила: «Ты, Зинаида Петровна, (хотя меня Феоктистовной зовут). Ты, Зинаида…»

– Вон.

– Чё?

– Вон пошла.

– Чё?

– Вон пошла отсюда, – взорвался Патроныч.

– Грубый ты, Антон Петрович, человек. Я к нему, понимаешь, со всей душой…

– Зинка, вали на х.. отседова. У нас тут есть кому полы мыть. Да ведь, мил человек? Бери швабру, любитель халявных джинсов.

– Я? – переспросил любитель халявных джинсов.

– Ты, ты. Давай, за работу.

Так Дюша, рожденный под знаком водолея, снова воссоединился с родной стихией воды.

10

«Подумать только, я – единственная, кто знает про маньяка. Единственная. Ну, Лизка не в счет. Она ж не верит, что это – тот хмырь с курткой. Я с ним один на один осталась». Вика Клюева, разоблачительница маньяка несла свою тайну сквозь равнодушную толпу и чувствовала себя одинокой и беззащитной. «Никто-то мне не поможет, бедной, слабой девушке. Все заняты своими покупками. Эгоисты. Ничего кроме шмоток не видят вокруг», – возмущалась Вика, потому что у самой интерес к шмоткам как отрезало. Ничто не могло ее отвлечь от мрачных мыслей: ни пуховик такой серый с красным, адидас настоящий с кнопками, ни топик такой розовый с Майклом Джексоном, ни шорты такие, как у Памелы Андерсон, о каких Лизка-дура мечтала…

«Эх, Лизка, Лизка. Ничего, найдешь мой труп, окровавленный. Вот тогда вспомнишь мои слова, вспомнишь, как не верила мне, как спорила со мной. Только поздно будет. Буду лежать такая бледная, бледная, в таком вот бордовом платье, как это… Что это тут у нас? А Кальяно. О, дорогущее какое. Не, не буду в таком лежать. Сами пусть за такую цену… А, может, взять? На что мне теперь экономить? Все равно скоро помирать. Так хоть красиво буду выглядеть, в Кальяно. И разрез красивый, длинный какой. Легко же мерзавцу будет до ног моих добраться. Какой же все– таки урод, этот маньяк. И обшарпанный весь какой-то. Прямо неприятно как-то. Фиг, ему Кальяно. Недаром, Лизка себе в маньяки красавца выбрала. От такого и умереть не противно». При слове «красавец» тут же всплыл образ Петровского. Вот такая устойчивая ассоциация царила в голове Вики. Что тут удивляться, она у девчонок всего класса царила. Образ быстро погас, Вика его почти не заметила, но двинулась в сторону фуд-корта. Просто так. «Может, перекусить? На месте решу», – сказала она себе. «Да ладно, при чем здесь Петровский, я просто так зашла», – убеждала она себя, когда заметила, что есть не хочет, а одноклассника все равно высматривает. «Ну, хорошо, хорошо. Да, я к Петровскому шла. Он мальчик умный, рассудительный. Подскажет, как быть. Тем более он джентельмен, обязательно защитит девушку от маньяка. А про ссору он наверняка забыл давно. Я же