Управдом - Андрей Никонов

– А Ларин что?

– Непонятно. Вроде и дверь открыл сам, и нас впустил, когда этого Леонида убили, и вообще не сопротивлялся, чемоданчик с деньгами отдал, по всем бумажкам выходит, что эти шестьдесят тысяч должен был на фабрике заплатить во вторник. Петр Лазаревич считает, что Ларин этот – сообщник, хотя вот допрашивали сейчас, по всему выходит, случайный человек. О пистолете ни слухом, ни духом не знал, стрелял из пистолета молодой, бойцы его в окне четко видели, и во время убийств не было его в городе. Да, еще у Леонида этого нашли чемоданчик хирургический, а там нож такой с длинной рукояткой и широким лезвием, называется – реберный, так вроде как им он горло Ферапонтовой, Бондарю и Чухонину перерезал. Короче, дело ушло в ОГПУ, завтра вот вместе с Пельтцером Ларина этого в Москву везем. Там его, голубчика, хорошенько допросят. Да, еще кое-что всплыло. Фамилия этого Леонида совсем не Рудин.

– А какая?

– Рудницкий. Леонид Павлович Рудницкий. Из местных дворян, перешедших на сторону революции, хирургом в Красной армии служил до 1922 года, комиссован по ранению. Его случайно совершенно один из чекистов опознал. Угадай, вместе с кем он там воевал.

– Не темни.

– С Гириным. Совпадение, случайность. А если нет? Значит, правильно мы РКМ к этому не подключили, и Пельтцер меня похвалил. И тебя тоже, я твое участие скрывать не стал, так что жди поощрения.

– Только этого мне не хватало, – вздохнул Травин, – особенно от ОГПУ.

– Ну там тоже люди разные, – Мальцев решительно рубанул ладонью воздух, – есть те, кто не поддается чувствам, с холодным сердцем разбирается. Так что, считай, дело закрыто.

– А Ковальский?

– Да, на всякий случай проверим. В четыре утра мы выезжаем в Москву, к шести вечера я вернусь поездом, и тогда успеем все сделать. Убийцы, они ведь под ночь приходили, хотя, кажется мне, не будет никого. Зря только этого нэпмана в дрожь вгоним. Ладно, Травин, бывай, у меня вон работы непочатый край, завтра и переговорим, как все уляжется.

Ларин проснулся затемно, к октябрю солнце все позже появлялось над горизонтом, и в три утра темень была – хоть глаз выколи. Он встал с нар, присел несколько раз, разминая ноги, дождался, когда подойдут конвойные, и вместе с ними вышел на улицу.

Там уже стоял черный «паккард» с кожаным верхом, у машины стояли Мальцев и Пельтцер. Ларина втолкнули на заднее сиденье, рядом с ним сел Мальцев, особоуполномоченный разместился на диване напротив. На переднее сиденье сели водитель и боец.

– Поехали, – отдал приказ чекист, машина взревела и выехала из ворот дворянского особняка, в котором размещался уездный отдел ГПУ.

Дорога была пустынна, машина светила фарами, разгоняя предутреннюю тьму, туман, спустившийся в низины, не давал разгоняться. Сидящие в машине хранили молчание, Ларин так вообще прикрыл глаза и через несколько минут засопел, привалившись к дверце и закинув ногу на ногу.

До Москвы оставалось еще километров пятнадцать, когда машина остановилась.

– Что случилось? – недовольно спросил Пельтцер.

– Колесо пробили, – шофер вылез из «паккарда», попинал шину. – Менять надо.

– Ну так меняй.

Шофер, ворча, достал из капота тяжелый ящик с инструментами, подтащил к колесу, открыл.

– Подсобить бы.

– Сам справишься, – особоуполномоченный вылез из машины, потягиваясь.

И не успел среагировать на наган, оказавшийся в руке шофера. Раздался выстрел, Пельтцер схватился за грудь, захрипел. Боец на переднем сиденье замешкался, пытаясь вылезти из машины, и шофер вторым выстрелом всадил ему пулю в затылок. Ларин, воспользовавшись тем, что Мальцев отвлекся, выхватил из подошвы штиблета узкий нож и вогнал следователю в висок. Тот дернулся, осел, по телу пошла судорога, быстро прекратившаяся.

– Готово, – шофер еще раз выстрелил, пробив чекисту череп, вытер тряпкой руки. – Все мертвы вроде.

– А ты проверь, – посоветовал Ларин.

Шофер так и сделал. Когда щупал пульс у Мальцева, уважительно присвистнул.

– Мастерски вы его. Даже пикнуть не успел.

– Проверь-ка, взяли они деньги.

– На месте, – шофер открыл багажник. – Все здесь. Это и вправду мои?

– Твои, братец, твои. Как договаривались. Давай-ка трупы выбросим тут в лесок и поедем. А то рассветет скоро.

– Куда теперь, Георгий Николаевич?

– А как избавимся от тел, я тебе скажу.

О смерти Мальцева Травин узнал во вторник к обеду – четыре трупа, лежащие рядом с дорогой из Рогожска в Москву, нашли ранним утром. Дарья так и не появилась, все вещи были на месте, в больнице ему сказали, что женщина договорилась с Райхом и уехала на несколько дней. В дверь флигеля стучалась взволнованная клиентка, которой было нужно очень срочно и неотложно переговорить с гадалкой. Свои проблемы она готова была обсудить с кем угодно, хоть и с Травиным, и Сергей едва от нее отбился.

Коммунхозотдел с утра был похож на растревоженный улей. Помощницу Каца ГПУ арестовало в понедельник вечером, секретарша, у которой муж служил в адмотделе, утверждала, что Зинаида Ильинична выложила все, что знала и не знала, и часть сотрудников сказались больными. Кац сидел в кабинете ни жив, ни мертв, курил трубку за трубкой и никого не принимал.

– Чистка будет, – уверенно говорил Филькин. – Всех проверят. Кто, значит, против нонешнего строя, в дворники, а то и расстреляют. А кто воровал, с тех особый спрос. Революционный.

На это служащие бледнели и кашляли.

К полудню прошел слух, что и на фабрике начались аресты. Якобы черные машины заезжали прямо к памятнику Ленину, в них грузили проворовавшихся и проштрафившихся работников. На складах коммунхоза царила паника, слесари и извозчики ходили в невменяемом состоянии, а ударно созванный партактив готовился принять важные персональные решения.

Травин на мотоцикле быстро проскочил по всем обозначенным на вторник помещениям, выписал несколько штрафов и даже пропустил два или три несерьезных недочета, чем вверг коммерсантов в недоумение.

К Ковальскому он заехал ближе к четырем вечера. Частники, в отличие от совслужащих, к новостям отнеслись равнодушно. Сергей купил коробку табаку, от папирос першило в горле, и он, по совету Каца, наконец-то решился перейти на трубку.

– Деньги из банка домой принесли? – дождавшись, пока они с коммерсантом останутся одни, спросил он.

Ковальский испуганно вздрогнул.

– Откуда вы знаете?

Травин быстро вывернул лацкан куртки и отогнул обратно. На место муровского значка он повесил комсомольский, но надеялся, что нэпман разницы не заметит.

– Угро, – тихо сказал он. – Из Москвы, сами знаете, какая ситуация.

Ковальский знал. Но то, что его может посетить убийца, выбило у него почву из-под ног.