Я в порядке, и ты тоже - Камилла Пэган

том, что Иоланда говорила о моем будущем в отделе развития.

Когда я открыла глаза, она все еще стояла, пристально глядя на меня.

– Иоланда, – сказала я так спокойно, как только смогла, – ты – хороший начальник, а я – хороший сотрудник. Можно сказать, замечательный сотрудник. И поэтому мы всегда справляемся с делом и отлично работаем вместе. Но если я собираюсь продолжать отлично работать, мне необходимо сделать паузу больше, чем на два дня. – Я посмотрела на нее, изумляясь тому, что она по-прежнему слушает и, кажется, не намерена прерывать меня.

Я продолжила:

– Я все еще переживаю смерть своей ближайшей подруги. В сущности, если не считать больших праздников, когда офис закрыт, я после своего последнего декретного отпуска не отсутствовала больше трех дней подряд. Поэтому я прошу, не могла бы ты на этот раз нарушить твердые правила и установленный порядок и позволить мне взять неделю из моего неиспользованного месячного отпуска, чтобы я могла собраться с мыслями?

– Прежде чем ты уйдешь, я жду от тебя полностью обновленных данных, – сказала она, широко расставив ноги в позе Супервумен, от которой она была без ума.

– Правда?! – воскликнула я, не в силах скрыть своего ликования.

Она понимающе посмотрела на меня.

– Да, Пенелопа. Я говорила тебе, чтобы ты собралась с мыслями, но не уверена, что это то, что тебе нужно. Желаю хорошо провести отпуск.

Как только Иоланда ушла и я вздохнула свободно, я поняла, что выдержала. Потом я взяла телефон и отправила Санджею сообщение.

«Как ты отнесешься к тому, чтобы поехать в Нью-Йорк не в одиночестве?»

Глава 26

Девятичасовой дороги было достаточно для того, чтобы все до единого сомнения забродили и поднялись в моем сознании. После четырех суток с Рией кровь моих детей, вероятно, превратится в кукурузный сироп. Иоланда, скорее всего, поймет, что должность, которую мы делили с Рассом, лучше подходит для одного человека. А самым пугающим из моих страхов был страх того, что для нас с Санджеем эта поездка ничего не изменит.

Последнее было наиболее вероятным. По пути мы болтали о работе, о детях и даже о Мэтте. Но бо́льшую часть времени я смотрела в окно, пока Санджей барабанил пальцами по рулю и подпевал, слушая заготовленные для поездки записи. Между нами не пролетела даже искра взаимопонимания, на которую я надеялась.

Но едва я увидела зубчатый край горизонта, в моей душе расцвело неожиданное волнение. В Нью-Йорке я начинала свою карьеру. Именно там я перестала быть брошенным матерью ребенком и превратилась во взрослую женщину со своей собственной историей. У нас с Санджеем все начиналось в этом городе – в тот день, который запомнился каждому ньюйоркцу.

В то утро мы вместе были в офисе, Санджей работал в Hudson всего несколько недель, я к тому времени проработала там год. Помню, как я зашла в лабиринт из кабинок, где стоял мой стол, и поняла, что многие из моих коллег отсутствуют, а потом профланировала до комнаты отдыха, где увидела, что все толпятся у телевизора.

– Что происходит? – спросила я Алекс, видя съемку горящей Северной башни.

– Полагают, что это был винтовой самолет или, возможно, чартерный рейс, – сказала Алекс. – Странное происшествие.

Но не прошло и минуты, как пораженный диктор сообщил, что Южная башня тоже горит.

Это не был несчастный случай.

Наш главный редактор потребовал, чтобы мы сохраняли спокойствие, пока не поступило распоряжение от мэра или от федерального правительства, либо от того, кто мог бы сказать нам, что делать дальше. Наш офис располагался в центре города, который, возможно, был следующей целью, но кто знает, где безопасно? Во всяком случае, никому не нужно было напоминать о том, что важно сохранять спокойствие, все мы были необычайно спокойны, когда звонили своим любимым, чтобы сообщить им о том, что мы живы, по крайней мере, пока живы, а потом возвращались к телевизору и настольным радиоприемникам, чтобы осмыслить, что происходит.

Потом обрушилась Южная башня.

Малколм мгновенно заявил, что он уезжает – к тете, которая пообещала довезти его на машине отсюда до штата Род-Айленд. Потом Алекс, поцеловав меня в обе щеки, снова спросила, не хочу ли я поехать с ней и компанией ее друзей, они собирались добраться до Нью-Джерси. Я не поехала, хотя не могу сказать почему. Я уже позвонила отцу и брату, которые призывали меня спасаться бегством, но, поскольку метро и железная дорога уже не работали, я не думала, что это возможно.

Потом в нашем офисе отключились телефонные линии, и стало ясно, что ожидание в здании, находившемся в двух кварталах от Таймс-сквер, было уже не безопасным.

Быстро собрав вещи, я пошла к лифтам, думая, какова вероятность того, что будет выпотрошен весь остров Манхэттен, и что лучше – отправиться в свою квартиру в Верхнем Ист-Сайде или… куда-то еще? Когда я подошла к лифту, там стоял Санджей.

– Надо пойти по лестнице, – сказал он.

– Прости? – сказала я.

Первоначальное притяжение, которое я почувствовала при нашем знакомстве, не исчезло, но тогда я заставила умолкнуть всякий инстинкт спаривания. Хотя романы в нашем отделе новостей не были под запретом, связи с коллегами не приветствовались. Но в то утро меня меньше всего волновала благопристойность. Когда наши с Санджеем взгляды встретились, во мне внезапно возникло всепоглощающее желание.

– По лестнице, – повторил он. Он все еще смотрел на меня. – Нам надо пойти по лестнице на случай, если отключат электричество.

– Верно подмечено.

За нашими спинами вприпрыжку пробежал главный редактор и, не признав нас, исчез в лестничном колодце.

– Куда ты направляешься? – спросила я Санджея, когда мы стали спускаться по двадцати пролетам, ведущим в вестибюль.

– На север.

– В Гарлем, в Бронкс или в Канаду?

– Если все пойдет хорошо, то в Канаду. Но в данный момент – в свою квартиру в Гарлеме.

Санджей правда жил в Гарлеме?

– До следующего года я присматриваю за квартирой своего старого профессора, – объяснил он. – А ты куда?

– Еще не знаю, – призналась я. Я все еще пребывала в шоке, но начал прорываться страх. Я совершенно не понимала, где сейчас безопасно и как поступить разумнее.

Не знаю, как описать выражение глаз Санджея, разве что оно было такое же, как у меня.

– Я тоже, – признался он.

Мы остановились на лестничной площадке между этажами, и Санджей положил руку мне на спину. Его прикосновение было легким, хотя я до сих пор помню, как по моему позвоночнику прокатилась волна дрожи от того, что может произойти.

– Почему бы