В расцвете рыцарства - Роберт Нельсон Стивенс

Он открыл немного окно, чтобы лучше слышать, если его позовет Антоний; затем уселся за стол как раз напротив Анны. Он заметил, что Френсис, свежий, очевидно уже немного выспавшийся, стоит за своей госпожой, готовый прислуживать ей за столом. Он обратил внимание на то, что на другом столе Френсис приготовил вино для своей госпожи, как это всегда бывает в дворянских домах, где вино подают отдельно, а не ставят тут же на стол, за которым едят. В скором времени пришел слуга и принес Гелю несколько блюд и вина; он приказал поставить последнее туда же, где стояло вино Анны.

Сначала они сидели оба молча, потом вдруг Анна предложила ему отослать слугу спать и позволить Френсису прислуживать и ему.

– Это будет только справедливо, – сказала она, – так как я ведь пользуюсь защитой, которую мне оказывают в пути ваши люди.

Гель ничего не имел против этого; если он и питал какие-либо подозрения к своей прелестной собеседнице и ее слуге, то он, конечно, не стал выказывать этого, хотя искоса все время наблюдал за всеми движениями ловкого, услужливого пажа и его прелестной госпожи.

Долгое время они ели оба молча. Френсис подавал обоим блюда и наливал вино тихо и бесшумно, без лишней торопливости, но всегда вовремя. Гель ясно видел, что Анна и ее спутник сильно устали от долгой дороги, но оба тщательно скрывали это от него; она ела медленно и как бы нехотя, видимо только для того, чтобы подкрепить свои силы; она приказала Френсису поесть тут же с тех блюд, которые он подавал им, и он успевал делать это и в то же время неустанно подливать в стакан, стоявший перед Гелем.

Гель Мерриот, разгоряченный вином и тем обществом, в котором он находился, пил без устали, так что Френсису то и дело приходилось дополнять его стакан. Кончилось тем, что паж уже больше не убирал вино со стола, чтобы не терять времени на ходьбу за ним. Сделал ли он это по собственной инициативе или благодаря многозначительному взгляду, брошенному его госпожой, – Гель не спрашивал себя об этом, так как он вовсе не видел этого взгляда. Он выпил уже настолько, что считал совершенно естественным иметь все время вино под рукой. Наконец ему надоело молчать, и он заговорил вдруг весело и решительно:

– А ведь это вы хорошо придумали, что хотя мы враги, но должны быть вежливы по отношению друг к другу. Это напоминает мне те отношения, которые существовали между нами и испанцами во время перемирия. Да, кроме того, я должен сказать, что и вино это великолепно. Вы попробуйте его, сударыня, я заметил, вы не выпили даже и стакана; если вы не выпьете тоже, я подумаю, что вы противоречите своим словам, сказанным так недавно, и не хотите иметь со мной ничего общего.

Она выпила остатки вина из своего стакана и приказала Френсису снова наполнить его.

– Мне кажется, что дамы во Франции пьют гораздо больше, чем мы, англичанки, – сказала она, намекая этим на то, что сэр Валентин большую часть своей жизни проводил обыкновенно во Франции, а не в Англии. Тут только Гель опять вспомнил, что в ее глазах он все еще убийца брата и поэтому ее миролюбивое отношение к нему должно быть довольно подозрительно, но, к сожалению, к этому времени он выпил уже столько вина, что все представлялось ему в совершенно ином свете; он выпил уже свое вино и пил теперь то вино, которое принесли для Анны.

– Несмотря на это, француженки ничем не лучше англичанок, – сказал он.

– Да, но я слышала, что они гораздо грациознее и изящнее нас, – ответила она, заметив, что после каждой фразы, сказанной им, он пьет еще усерднее.

– Весьма возможно, но если они грациозны и изящны, как кошечка, это значит, что и когти у них такие же, как у нее; что же касается сердечной доброты, откровенности и миловидности, то я предпочитаю англичанок.

Говоря это, он многозначительно взглянул на нее и еще многозначительнее поднес свой стакан ко рту. Она не могла сомневаться в том, что, говоря об англичанках, он подразумевает одну ее; она терпеливо вынесла его взгляд и сказала спокойно:

– Но зато французские вина лучше наших. – И с этими словами она поднесла опять стакан к своим губам.

Гель немедленно последовал ее примеру с большим рвением.

Они долгое время говорили еще на эту тему, причем Гель все усерднее и усерднее подливал себе вина, наконец он пришел в такое чувствительное настроение духа, что предложил Анне пропеть несколько песен, которые так и просились ему на язык; она с радостью дала свое согласие, обещая ему в свою очередь пропеть тоже что-нибудь, а сама между тем принялась усердно наполнять его стакан, тогда как Френсис потихоньку вышел из комнаты, чтобы принести еще вина.

Гель пел долго и с большим чувством, продекламировал затем несколько монологов из «Гамлета» и других пьес, когда-либо игранных им, и этим немало удивил Анну, никак не ожидавшую, что сэр Валентин мог интересоваться поэзией и знал наизусть чуть ли не целые сцены. Была минута, когда в душе она невольно пожалела, что судьба как раз этого человека заставила быть убийцей ее брата, но эту минутную слабость она тотчас же подавила в себе, и так как заметила, что Гель во время пения пьет меньше, чем ей бы хотелось, она остановила его и предложила спеть сама. Она пела ему одну песню за другой своим нежным голосом, и наконец отяжелевшая от вина голова юноши тихо склонилась на грудь, он откинулся на спинку стула и заснул тяжелым сном опьяневшего человека. Тогда Анна встала и вышла из-за стола с гордой и довольной улыбкой на устах. Обращаясь к Френсису, незаметно подошедшему к ней, она сказала: «Слава Богу, он заснул, и я уверена, что он теперь часов десять проспит не просыпаясь, даже если его станут будить; теперь я уверена в том, что он не двинется отсюда, пока не приедут арестовать его. Пойдем же спать, я так рада, что мне не надо больше никуда ехать этой ночью, я страшно устала и едва ли вынесла бы это».

В эту минуту вдруг раздался быстрый топот лошадиных копыт и затем пронзительный громкий свист, которым Антоний предупреждал Геля о надвигающейся опасности.

Гель поднял голову и огляделся сонными глазами вокруг себя; над головой его раздались тяжелые шаги: это был Боттль, тоже проснувшийся от тревоги и быстро спускавшийся вниз на помощь своему господину.

Гель в первую минуту ничего не мог сообразить, но когда глаза его встретились с глазами Анны, вопросительно глядевшей на него, он сразу же пришел в себя и, поняв только теперь хорошенько ее хитрость, крикнул ей громко и почти весело, уже совершенно трезвый и спокойный:

– Если хотите ехать с нами, вам пора садиться на лошадей, сударыня! Нам придется сделать сегодня ночью миль тридцать, если не больше.

И, говоря это, он прошел мимо нее во двор, где уже ждал его Антоний.

– Мне кажется, что Барнет и его люди будут здесь через несколько минут, – сказал тот. – Слышите топот копыт? Это, наверное, они.

Несколько минут спустя Гель и его спутники уже мчались на своих лошадях по направлению к Ноттингаму, а рядом с ними ехали молчаливые и мрачные Анна и ее паж. Анна забыла про свою усталость, забыла про только что постигшую ее неудачу и помнила только, что не должна выпускать из виду своего врага.