Последнее лето ярла Ульфа - Александр Владимирович Мазин

— Как ты здесь оказался? — спросил я Медвежонка.

— И это вместо «как я рад тебя видеть, братишка»? — ухмыльнулся тот.

— Как я рад тебя видеть! — воскликнул я совершенно искренне. — И все-таки?

— Так драккары уже на воде, а с кноррами Витмид и сам управится. Вот я и подумал: вдруг вы со Жнецом все пиво выдуете? Без меня! Ладно. Тут вроде тоже управились, — он кивнул на окровавленные, в одном исподнем, трупы черниговских ополченцев. — Пойдем поглядим, как наш родич с остальными справляется.

Трувор справлялся неплохо. Как только право силы перешло с вражеской стороны на нашу, так сразу же оказалось, что никаких полномочий творить суд и расправу на чужой территории у Важина нет.

И если у кого и имеют место претензии, то не у него ко мне, а наоборот. А присутствие на месте беспредела еще и дружины моего родича Трувора сделало претензию не просто весомой, а очень весомой. И присутствовавший главный представитель полоцкого князя, а именно здешний староста, он же тиун, все наши требования одобрял заранее. Так что ни о каких перебитых здесь или где-то там родовичах речи больше не шло. Оно и понятно. Кто же платит виру за разбойников, налетевших среди бела дня и едва пожар не устроивших. К огню в эту эпоху деревянного зодчества относились с трепетом. И за предумышленный поджог карали минимум до третьего колена.

Важин отбрехивался отчаянно. Упирал на то, что его дружинники в драке не участвовали. Даже луков из налучей не вынимали. Мол, они приехали договариваться добром, а вовсе не кровавые разборки устраивать. А что он угрожал мне расправой, так это всего лишь оборот речи. Попытка надавить на собеседника, не более.

И ему почти удалось отбрехаться. Мол, не виноватая я. Просто рядом стояла. Во всяком случае, и полоцкий тиун, и Трувор, который не хотел заводить врагов-черниговцев, склонны были его отпустить за небольшой выкуп и компенсацию расходов по ремонту подворья.

Но тут вмешался Избор.

— А скажи мне, Важин, кем тебе приходится сбежавший (да, ему удалось смыться) Дедослав?

Важин замялся.

— Говори! — рявкнул Медвежонок, глядевший на Важина как зверь на кусок мяса, вырванный из пасти.

— Вую братеник [23], — буркнул Важин, решив, видимо, что соврать дороже встанет.

И правильно сделал. Чистосердечное признание, говорят, облегчает участь. В данном случае и карманы тоже.

Чтобы заплатить отступное, княжичу пришлось опустошить не только свой кошель, но и собственных дружинников. И все равно он остался должен изрядную сумму, которую поклялся привезти сразу после ледостава. Пред лицом богов поклялся в присутствии двух жрецов, «завизировавших» клятву.

Но эти деньги уже в пользу полоцкого князя пойдут. За моральный ущерб. Когда-нибудь в будущем. А мы свое получили сразу. И волоцкий староста тоже. Последний, впрочем, тут же пустил эти деньги в оборот: скупил у нас оптом все добро, что нападало с побитых радимичей, чьи ободранные до исподнего трупы, не заморачиваясь похоронами, побросали в Днепр.

А тем временем кораблики наши уже прошли почти тридцатикилометровый волок, и можно было отправляться дальше. В мое кирьяльское ярлство.

И очень хотелось верить, что свейский конунг еще не успел воплотить в жизнь свои территориальные декларации.

— Перун говорил со мной, — сказала Заря.

Трувор удивленно поглядел на дочь.

— Вот как? Тебе повезло. Молниерукий не со всяким вождем разговаривает. Со мной вот только раз.

— И что он сказал тебе? — быстро спросила Заря.

— Он дал мне прозвище. Сказал: будешь моим жнецом.

Заря помрачнела.

— А что он сказал тебе? — спросил Трувор.

— Сказал: дружина его полна, и у него нет нужды в той, кто закроет брешь в стене щитов.

На самом деле бог говорил иначе. Но как передать человеческими словами речь бога?

— Что ж, — сказал Трувор. — Значит, придется тебе искать очищения всякий раз, когда ты отправляешь врагов за Кромку. Невелик труд, и потеря невелика.

Заря хорошо знала отца, а потому угадала, что он сказал не все.

— Эта невелика, но есть другая?

— Есть, — неохотно признал Трувор. — Ты никогда не познаешь настоящую радость битвы.

«А вот еще посмотрим», — сердито пробормотала Заря, когда отец отвернулся.

Перун отказал ей, но не отверг. Дал почувствовать: если в строю его возникнет брешь, у Зари будет шанс. Вот только он не подсказал ей, как об этом узнать и как занять освободившееся место.

Глава тридцать вторая

Белозеро. Братья-варяги

— С тобой наедине? — ласково поинтересовалась Заря. — Да ну? И чем ты меня впечатлишь, щеночек? Твоим съежившимся от страха червячком можно только штанишки напрудить!

Хорошее место — Белозеро. Красивое. И люди здесь такие доброжелательные. Особенно варяжская молодежь. Конкуренция как образ жизни. И каждый чувствует себя повелителем мира. Пока мордой в пыль не ткнут. Что тоже норма. Какие победители без проигравших?

Так что на старших подрастающие волчата если скалят зубки, то выборочно и с пониманием. А поскольку встречать здесь принято по одежке, то к моим бойцам белозерские поначалу только присматривались. С опаской. Потому что смотрелись парни очень солидно. Тут не у всякого гридня такой обвес, как у моих кирьялов. Не говоря уже о варяжатах.

Нет, и в Белозере встречались люди с неплохим набором драгметаллов на тушке. Харра Стрекоза, например. Или старина Руад. Но эти в здешней табели о рангах числились даже не хольдами, а сотниками. Так что моим парням молодая варяжская поросль завидовала люто. За серебро на шее здешние воины платят железом и кровью. Причем железо свое, а кровь чужая.

Нельзя сказать, что отроки Ольбарда крови не нюхали. Бывали в заварушках. То с чудью схватятся, то с бьярминами. Однажды даже в западные земли сходили и вместе с тамошними словенами-ругами какой-то германский городок обобрали. Но воинский успех определяет даже не количество убитых врагов, а взятая на них добыча. И в этом плане между чудинами и англами разница колоссальная.

Так что поначалу местные молодые к моим относились с пиететом. Но через пару дней присмотрелись поближе, поняли, что внутри элитных бронек такие же, в общем, парни, как они сами, и начались подначки. Сначала — осторожные. Потом — понаглее.

Я опасался, как бы до конфликта не дошло. То, что Ольбард своих не одергивал, а только посмеивался, меня не успокаивало. Варяги разные бывают. Вот тот же Стег Измор тому пример. А здесь, в Белозере, не только повидавшие мир ветераны морских вояжей. Немало и тех, кто за всю жизнь дальше Полоцка не выбирался. Но тоже — братья по Перуну. И тоже воины. И большая часть здешних отроков — их детишки.

К кирьялам местная молодежь не лезла. Потому что — кирьялы. С таких варягам только дань брать уместно, а не силой мериться. А вот мои варяжата…

Наглости прибавляло еще и то, что мои с местными не смешивались. Тренировались отдельно. Отроки все же отроки, и вот так с лету, по одной только манере двигаться, оценить потенциал они еще толком не умели. Понимали расклад только как следует схлопотав. Хотя гоняли белозерских основательно. Вихорек рассказывал: когда-то у Ольбарда в дружине даже среди гридней попадались неумехи, но теперь не так. Молодых стало больше, «стариков» относительно меньше, зато все гридни — как на подбор. Настоящие воины Перуна.

Склонен думать, они тоже подначивали своих младших позадирать гостей. Интересно им было, что могут наши вьюноши.

Что можем мы, старшие, они знали. Видели. Уже на второй день нашего гостевания Харра устроил тренирочный поединок не с кем-нибудь, а с самим Измором.