Мой, и только мой - Сьюзен Элизабет Филлипс

— Неужели Кевин… неужели он что-то для тебя значит? — Он отшвырнул полотенце, которым вытирал голову. — Да как он может что-то для тебя значить? Ты его совсем не знаешь.

— Наша дискуссия окончена.

— Я думал, ты сторонница открытого информационного обмена.

Она молчала, глядя в окно, надеясь, что он оставит ее одну. Он же подошел, в его голосе она уловила легкую хрипотцу.

— Я тебя обидел?

Она медленно покачала головой.

— Я не хотел. Просто… я боялся, что тебе потом станет больно, вот и все. Тебе же не приходилось иметь дело с такими вот бабниками. Женщины от них плачут.

— Знаю. — Она повернулась, чтобы увидеть, как тоненькая струйка стекает к коричневому соску. — Я думаю, пора завершать этот драматический день. Тебе лучше уйти.

Он, однако, шагнул к ней, и нотка нежности в голосе приятно удивила ее.

— А как же порка голой задницы?

— Может, в другой раз?

— Как насчет того, чтобы ограничиться только голой задницей?

— Я думаю, какое-то время нам не стоит обнажать что-либо друг перед другом.

— И с чего ты так решила?

— Потому что мы только все усложним.

— Прошлая ночь ничего не усложняла. До того момента, как ты задрала нос.

— Я! — Она вскинула голову. — Никогда в жизни я не задирала нос.

— Неужели? — Должно быть, он только и ждал, когда же она вновь разозлится: в его глазах тут же заблестели воинственные искорки. — Так уж вышло, что я побывал с тобой в том автокинотеатре, и, поверь мне, нос ты еще как задирала.

— Когда?

— Ты прекрасно сама знаешь. — Нет.

— А кому было довольно-таки приятно?

— Я не понимаю, о чем… А… — Она всмотрелась в него. — Мои слова тебя задели?

— Черт, да нет же. Или ты думаешь, я не знаю, что в этом деле я — мастер? Если же ты этого не понимаешь, полагаю, это твоя проблема, а не моя.

Он надулся, и Джейн поняла, что прошлой ночью она крепко его обидела. Мысль эта ее тронула. Несмотря на его вроде бы безграничную самоуверенность, сомнения в собственных возможностях не обошли его стороной, точно так же, как и любого другого человека.

— Понятие «приятно» недостаточно полно отражает мои ощущения, — признала она.

— Чертовски верно.

— Я бы сказала, мне было… было… — Она искоса глянула на него. — Какое слово я ищу?

— Почему бы не начать с потрясающе? Джейн оживилась.

— Потрясающе? Да, для начала неплохо. Определенно потрясающе. А также…

— Возбуждающе и чертовски сексуально.

— Это тоже, но…

— Раздражающе.

— Раздражающе?

— Да. — Он воинственно выпятил челюсть. — Я хочу видеть тебя голой.

— Правда? Почему?

— Потому что хочу.

— У мужчин так принято?

Его свирепость поблекла, уголок рта, тот, что не раздулся от удара Кевина, изогнулся.

— Можно сказать, что да.

— Уверяю, ты не увидишь ничего достойного.

— Из меня выйдет лучший судья, чем ты.

— Я знаю, что это не так. Тебе же знакомы эти бесконечно длинные ноги моделей? Ноги, которые растут из-под мышек?

— Ага.

— У меня не такие.

— Ой ли?

— Ноги у меня, конечно, не короткие, но не такие уж длинные. Средние. Что же касается груди… Ты обращаешь внимание на эту часть женской фигуры?

— Есть такое.

— Так вот, на мою можно не смотреть. Вот бедра — это другое дело. Они огромные.

— Совсем нет.

— Я выгляжу как горошина.

— Не выглядишь ты горошиной.

— Спасибо на добром слове, но поскольку ты не видел меня голой, не тебе судить.

— Мы можем исправить это прямо сейчас.

Как же ее влекло к нему: серые глаза поблескивали, на щеке вновь появилась ямочка, забавная, нежная, сексуальная. И она ничем не могла отгородиться от его притягательности. Внезапно Джейн осенило: да она же влюблена в него. Окончательно и бесповоротно. Влюблена в его силу, его ум, его характер. Она любила его чувство юмора и его верность семье, его старомодный моральный кодекс, заставивший жениться на ней ради благополучия-ребенка. Хотя он этого ребенка и не хотел.

Мысль эта едва не сшибла ее с ног. А времени хорошенько обдумать ее не было, как и места, где она могла бы укрыться, чтобы окончательно осознать случившееся с ней. Она наблюдала, как он поднял руку, почувствовала, как его большой палец прошелся по изгибу ее шеи.

— Ты мне нравишься, Розибад. Очень нравишься.

— Правда? Он кивнул.

«Ты мне нравишься», произнес он, а не «я тебя люблю», отметила Джейн и проглотила застрявший в горле ком.

— Ты это говоришь лишь для того, чтобы я разделась. В его глазах заблестели смешинки.

— Вопрос слишком важный, чтобы врать, хотя искушение было.

— Я думала, ты меня ненавидишь.

— Ненавидел. Да только трудно по-прежнему ненавидеть тебя, хотя ты это и заслужила.

В ней вспыхнула надежда.

— Так ты меня прощаешь?

Кэл помялся.

— Не совсем. Полностью простить не могу. И опять Джейн захлестнуло чувство вины.

— Ты знаешь, что я сожалею о случившемся, не так ли?

— Сожалеешь?

— Я… речь не о ребенке, я сожалею о том, что вот так использовала тебя. Я не думала о тебе как о реальном человеке, видела лишь неодушевленный предмет, призванный дать то, что мне требовалось. Если бы кто-то попытался обращаться со мной подобным образом, я бы его никогда не простила. Если тебя это утешит, скажу, что я себя никогда не прощу.

— Может, тебе надо последовать моему примеру и отделить грех от грешника?

Она заглянула в его глаза, пытаясь через них увидеть, что у него в сердце.

— У тебя действительно больше нет ко мне ненависти?

— Я же сказал, ты мне нравишься.

— Не могу понять, как такое может быть.

— Так уж вышло.

— Когда?

— Когда я решил, что ты мне нравишься? В тот день у Энни, когда ты узнала, что я умен.

— А ты узнал, что я стара.

— Не напоминай мне. Я еще не пришел в себя. Может, мы будем говорить всем, что в водительском удостоверении не правильно указали твой возраст?

Она предпочла не заметить мелькнувшую в его глазах надежду.