Чудо - Владимир Алексеев

Обычно люди рассказывают, что помнят себя с двух-трех лет. И, как правило, первые воспоминания очень расплывчаты. Какие-то образы, слова, действия. Я родился, уже умея все. Я умел говорить, знал, как устроен мир. И, как выяснилось, неплохо разбирался в математике. Единственное, что я не умел – вспомнить, что было вчера, или позавчера, или когда-то раньше. Там было черное пятно.

– Твое имя Клавдий, – были первые слова, которые я помню и которые произнесла Марта.

– Хорошо, – сказал я.

– Что ты помнишь? – спросила Марта, выпустив табачный дым.

– Ничего, – ответил я.

– Умножь тринадцать на тридцать восемь, – попросила она, но это было похоже на приказ.

– Четыреста девяносто четыре, – сказал я, почти не задумываясь.

– Хорошо, – сказала она. – Тебе очень повезло, Клавдий. Ты должен быть очень благодарен своей судьбе.

– Почему?

– Потому что ты перенес очень тяжелую болезнь и, к твоему счастью, смог выжить. Не всем так повезло. Цени это.

– Поэтому я ничего не помню? – спросил я.

– Да, – сказала Марта. – И поэтому я должна тебе рассказать, кто ты. Слушай очень внимательно, повторять я не буду.

Марта затушила сигарету и принялась рассказывать. В ее рассказе не было эмоциональных подробностей, как будто она считала их неважными. Сухие факты и выводы, имевшие отношение к моей дальнейшей судьбе. Я узнал, что родился в семье инженеров, работавших на закрытом оборонном предприятии и живших в научном городке. Мой отец и моя мать погибли в результате несчастного случая от отравления химикатами, когда мне было восемь лет. Из научного городка я был переведен на попечение к своей бабке в областной центр. Она жила одна, и больше моих родственников не нашлось. Поэтому, когда она умерла, я остался полным сиротой еще в тринадцать лет и был определен в детский дом.

Мне было довольно легко смириться со своей судьбой, так как я не знал и не помнил своих родителей. Не помнил бабку и детский дом. Я не знал, как бывает иначе. И все же слова Марты погрузили меня в состояние обреченности. Мне показалось, что меня обокрали, лишив всего, что мне могло быть дорого, но не стало. А я просто спал все это время, не имея возможности вмешаться.

Марта сказала также, что мне осталось наследство от родителей. Приличная сумма денег, которая поможет мне в будущем. А пока я должен делать все, что говорит Марта, потому что она мой официальный опекун. Иногда Марта казалась мне грубой, но я был очень признателен ей за все.

– Мы родственники? – спросил я Марту с надеждой. – Вы моя тетя?

– Нет, – ответила она, – я твой врач-невролог. Но всем ты должен пока говорить, что я твоя тетка. Потом будешь говорить, что я твой психолог.

– Почему вы заботитесь обо мне?

Марта взяла новую сигарету и закурила. Я видел, что у нее начался тремор в руке.

– Когда ты заболел, – начала она, – никто не знал, как тебя лечить. Ты был настолько болен, что государство решило снять с себя ответственность. И причислить тебя к числу неизлечимых. – Она поморщилась, сплюнула в платок и продолжила после паузы: – Я знала твоих родителей. И мне удалось найти способ, как тебя вылечить, но для этого я должна была принимать за тебя решения.

– Почему?

– Нужно было экспериментальное лечение. – Она переменилась в лице. – Я потом расскажу тебе об этом. А пока ты должен начать учиться своей новой жизни. Своим обязанностям и ограничениям. Я очень надеюсь, что мне не придется жалеть о том, что я сделала для тебя.

– Никогда, – сказал я, – вы не пожалеете.

Она так и не рассказала мне про лечение. Когда я достиг совершеннолетия, Марта предоставила мне доступ к наследству родителей. Одновременно мне пришлось заплатить ей за проживание. Денег оказалось достаточно и для этого, и чтобы переехать в столицу. Марту я тоже перевез. За три года с ней я узнал о себе достаточно, чтобы понять, как она мне нужна. Одним из побочных эффектов лечения стали провалы в памяти. Только Марта могла научить меня, как с этим справляться, дав мне нужные лекарства и рекомендации.

Мне не пришлось учить языки. Удивительно, что я каким-то образом знал пять языков. Возможно, и больше. Просто я их не слышал. О том, что я знаю какой-то язык, я узнавал случайно от людей, которые заговаривали со мной по-немецки или фламандски. Уже потом я начинал читать на этом языке и понимал свой уровень владения им. Благодаря этому я смог поступить на дипломатические курсы.

Когда мне исполнилось двадцать, Марта сказала, что, несмотря на достаточный капитал, мне все же необходимо работать. Так в моей жизни появилось это рекомендательное письмо от моего отца. Оно было адресовано не мне, к сожалению, а Борису Андреевичу, которого я тогда еще не знал. Мне было обидно, что отец, которого я не помнил, встал из могилы для того, чтобы в моем присутствии поговорить с кем-то еще, а не со мной. Мне казалось, я слышу его голос, но голос этот был обращен куда-то в сторону и звучал тихо, как говорят над кроватью больного.

В этот день я снова потерялся. Так мы назвали ситуации, когда я терял память. Когда через несколько дней я вернулся к своей личности, Марта сказала мне, что я должен увеличить дозу лекарства. Я послушался. И через месяц Марта позволила отнести рекомендательное письмо Борису Андреевичу. Что было дальше, вы знаете. За несколько лет я стал полноценным членом его команды. А когда окончил академию, уже не думал о другой работе и постепенно стал его подмастерьем, оруженосцем, слушателем и учеником. Иногда мне даже казалось, что он собирается воспитать из меня своего преемника. Он стал для меня кем-то вроде отца. Мне сложно дать этому точное определение. Но все свои достижения в душе я посвящал именно ему.

После одного случая Марта настояла на том, чтобы я познакомил ее с шефом, чтобы она рассказала обо мне, о моих возможных ситуациях. Я согласился. Хотя мне показалось, что Борис Андреевич не воспринял это всерьез. Он какое-то время подшучивал надо мной, а потом и вовсе забыл о разговоре с Мартой.

Честно говоря, я никогда особенно не интересовался тем, что бывает со мной в моих пограничных состояниях. Поскольку после них я каждый раз просыпался в кровати, мне почему-то казалось, что я просто сплю. Только когда у меня появился смартфон с камерой, я с удивлением обнаружил там фотографии, которых не делал. Это были просто виды города, дома и парки, прохожие на улице – ничего особенного. Я не мог дать этому объяснений и спросил у Марты, что происходит со мной в таких случаях.

Мой вопрос ей не понравился, но я настоял и пригрозил, что поставлю везде камеры и сам все выясню. Тогда она согласилась, но предупредила, что меня это расстроит, а она не хотела бы меня расстраивать. Марта рассказала, что в пограничных состояниях я обычный человек, но как бы со стертой памятью. Я знаю все «как», но не помню ни одного «что», связанного со мной. Центр моего сознания адресуется к совершенно чистому ядру, лишенному воспоминаний. И именно поэтому я веду себя как ребенок. Верю всем, кого встречаю, и начинаю вести новую жизнь. А потом, когда состояние проходит, я снова просто становлюсь собой. Оказывается, я стою на учете в полиции, и когда меня находят в городе без сознания, они просто привозят меня домой к Марте.