«Двухсотый» - Андрей Дышев

Начпо упал на колено, здорово ударился об острый камень. Потирая, морщился, смотрел по сторонам.

— Да что ж ты меня так кидаешь, дружочек…

Откуда-то спереди доносились стрельба, крики. Сзади, скорчившись под лопастями, размахивал руками вертолетчик.

— Товарищ полковник!! Товарищ полковник!! Срочно взлетаем!!

— Да погоди ты… — отмахнулся начпо. Колено здорово болело. Через штанину проступила кровь. Пара «Ми-24», как стервятники, кружили над котлованом, прикрывая приземлившийся вертолет и высматривая огневые точки. У ведомого с направляющих сошли реактивные снаряды. Оставляя за собой дымные хвосты, ракеты с шипением вонзились в скалы, разорвались с оглушительным грохотом.

— Группа старшего лейтенанта Угольникова дошла до кишлака, и там их прижали так, что они ни назад, ни вперед!! — кричал Грызач, ссутулив плечи, словно борец в стойке. — А группа Баркевича пыталась пробиться к ним на помощь, но их остановили прицельным огнем…

— Не тарахти! Докладывай спокойно… Раненые есть?

— До хрена, товарищ полковник!

— Дай команду, чтобы грузили в вертолет!

Подбежал солдат. Начпо еще никогда не видел, чтобы страх так перекосил лицо. Боец ошалевшими глазами смотрел то на полковника (Вот же чудо! Откуда здесь такой чистенький, гладко выбритый, причесанный, пахнущий одеколоном Большой Начальник?), то на Грызача и часто, с хрипом дышал.

— Тащсташнат! Тащсташнат! Духи справа прорвались… Идут почти в открытую… Два раза долбанули по позициям из безоткатки… Тащсташнат, что делать?..

Грызач повернулся к начпо:

— Улетайте, товарищ полковник. Здесь жопа начинается.

— Я сказал: грузить раненых!! — вспылил начальник политотдела. — И прекратить панику!!

— А я не паникую, — ответил Грызач и пожал плечами. — Мне вообще все покуй…

Снова зашипели и загрохотали реактивные снаряды. Вертолеты барражировали так низко, что казалось, вот-вот заденут лопастями верхушки скал. Один из них вдруг завис над скальным хребтом и стал вращаться вокруг оси, как юла, через секунду задел хвостовой балкой скальный выступ; обломки лопастей и обшивки разлетелись во все стороны. Со страшным рокотом вертолет накренился, разбил лопасти несущего винта, рухнул на камни и разорвался; в небо взметнулся красный огненный шар, окутанный черным дымом. Командир эскадрильи, оказавшись рядом с начпо, схватил полковника за плечи и затряс:

— Товарищ полковник!! Товарищ полковник!! Надо немедленно улетать!! Бежим в вертолет!! Бежим!! — орал он, широко раскрывая рот, и начпо увидел, что у комэски один верхний зуб тонкий, черно-бурый, наполовину обломанный, и так полковнику стало неприятно, так отвратно на душе, что он оттолкнул вертолетчика и отвернулся.

— Я сказал: сначала раненых!

— Товарищ полковник, но…

Начпо не дослушал и пошел вперед, навстречу бойцам, которые выносили раненых: совсем плохих несли на потемневших от крови куртках; руки и ноги раненых безвольно болтались, раскачивались, волочились по камням. Начпо видел запрокинутые головы, залитые кровавой слюной безжизненные лица мальчишек, потрескавшиеся синие губы, оголенные торсы, неумело, наспех перевязанные бинтами; у многих повязки скомкались, съехали, и обнажились кроваво-мясные раны, с лохмотьями рваной кожи, с черными сгустками запекшейся крови, облепленные костной крошкой. Некоторые кричали — истошно, страшно. Кто мог, шел сам или прыгал на одной ноге, опираясь на автомат, как на костыль. Но страшнее всего были глаза тех, кто пока еще уцелел. Начпо никогда прежде не видел столь беспредельного ужаса в глазах пацанов. Рваные, грязные, оглохшие от криков командиров и стрельбы, они через силу разбредались по дну котлована, волоча за собой оружие, и на их лицах было написано единственное орущее желание: почему меня не ранило? ах, если бы и меня тоже занесли в вертолет — пусть продырявленного, окровавленного, порванного, но в вертолет, в вертолет! И прочь отсюда, прочь, прочь! «Вот она, война, — думал начпо. — Вот какое у нее на самом деле лицо… М-да, самое время рассказать солдатам о последнем пленуме ЦК КПСС…»

— Взвод, к бою! — захрипел Грызач.

Полковник обернулся. Поздно. Он уже не успеет добежать до вертолета. Когда солдат бежит — это нормально. Когда младший офицер — это настораживает. Но вот если бежит полковник, начальник политотдела дивизии, — то это уже паника, полный абзац. Да все равно он не влезет в переполненный вертолет. Капитану положено последним покидать тонущее судно. А дивизия — разве не тонущее судно? Разве вся наша дурацкая идея интернационального долга — не тонущее судно, а он, идейный вдохновитель, — не капитан?

Из открытой двери вертолета кто-то настойчиво махал, но колеса уже оторвались от камней. Полковник махнул в ответ, мол, отчаливай, пока не подбили. Пули уже визжали вовсю, камни лопались. Треск автоматов заглушил нарастающий рокот, и полковника на мгновение накрыло тенью. Перегруженный вертолет медленно взбирался в небо. Уцелевший «Ми-24», кружась над скалами, уже израсходовал весь комплект ракет и теперь поливал землю из пулемета. Начпо, до боли повернув голову, следил за вертолетами. Хоть бы смогли уйти! Хоть бы вырвались отсюда! И когда грохот лопастей постепенно утих, а сами вертолеты скрылись за скальной грядой, он вдруг почувствовал громадное облегчение и вместе с тем странную усталость и грусть. Худой усатый офицер, по виду совсем мальчишка, пятился спиной и часто-часто стрелял одиночными, будто забыл, как перевести оружие в автоматический режим. Промелькнуло лицо Грызача с искривленным ртом. Он уже не мог кричать, а только сипел, и все до единого его слова были матерными.

— Уёпываем! — коротко бросил он начальнику политотдела.

Гранатометный расчет, пристроившись под скалой, плевался гранатами по склону, с которого спускались душманы. Начальник политотдела впервые видел душманов — не то что впервые видел их так близко, а вообще впервые. Как-то не удавалось поглазеть даже на пленных, которых наши вертушки перевозили на базу и передавали хадовцам. А тут вот сколько — настоящие, при деле, бегут по сыпучему склону вниз, останавливаются на мгновение, чтобы прицельно выстрелить, и снова бегут. В просторных серых одеждах, рубахах навыпуск, в чалмах, кое-кто с бородкой, кое-кто в пиджаке, похожие на продавцов на восточном базаре где-нибудь в Ашхабаде или Оше. Начальник политотдела опустился на колено, на здоровое, второе уж здорово ныло, неумелым движением вынул из кобуры пистолет. Сто лет не стрелял. Как там заряжается?

Он тянул затворную раму, но она не поддавалась. Ах, да, он забыл снять с предохранителя.

— Что вы там мудохаетесь?! — просипел Грызач, стреляя по склону и содрогаясь вместе с автоматом. — Уёпываем на куй, пока нас тут не прикуярили!

— Беги, сынок, беги! — ответил начпо и, подальше вытянув руку (как-то страшновато было стрелять), нажал на спусковой крючок. В общем грохоте боя он едва различил слабый щелчок. «Экая бесполезная пукалка!» — усмехнулся начпо и второй раз выстрелил увереннее.