Снимать штаны и бегать - Маргарита Южина

К слову сказать, за полгода романа с Раей Сушкиной собаки к Федулу немного привыкли, в дом, правда, не пускали, но на дворе не кидались. И стали они следить. Рая дома батюшку пасла, а за стенами избы они вместе с Федулом его караулили.

Дома мать Федула поедом ела – и так-то от парня никакого проку, а тут и вовсе целыми днями пропадать стал неизвестно где, отец тычками измучил, а братец – издевками: дескать, повзрослел дурак, а бабы нету, но уж послушал бы совета: лучше козу безрогую, чем Райку убогую. Да только Федул все терпел, оно того стоило. Выследили они-таки Сушкина! Пошел мужик у своих зазноб по новому кругу, а Полька Веревкина возьми да взбренди: дескать, не хочу тебя опосля подружки принимать. Да дура-баба, чего с ней делать, пришлось Кольке снова в заначку наведаться, колечко вытащить. Тут его детки и подследили. В лесу клад Сушкин прятал, за болотом, высоко в дупле раскоряченного дерева схоронил маленький бочонок. Только он к Веревкиной, а они к дереву, и уж там хоть разглядеть все толком не успели, но приметили тусклые монеты, бусы какие-то белыми горошинами, камешки прозрачные в неприглядном золоте, цепи золотые, кольца, серьги, золото, золото, золото… Ни Федул, ни Рая даже не обрадовались как следует – столько страха натерпелись. Только и хватило ума, что ухватить круглый маленький бочонок из дупла да зарыть в другом месте.

– Ну все, Рая. Теперь у нас новая жизнь начнется. Прямо с утра. Ты это… сейчас беги домой, собирай пожитки. Да шибко не шуми, пущай батя храпит, а утром корову выгонишь – и сюда. Я тебя здесь ждать буду, бочонок заберем, да и деру. Поезд-то в аккурат утром идет, поспеем.

Девчонка кивала, зыркала горящими глазами и только облизывала пересохшие губы. Они расстались далеко за хутором, никто не должен был видеть их вместе, чего доброго на худые мысли люди набредут. Федул сломя головушку понесся домой. До утра еще была уйма времени, но ему надо было успеть. На кой черт ему ждать Раю с ее коровой, когда теперь весь город у него в руках! Эх, он бы и домой не стал забегать, прямо там бы этот бочонок хапнул, только ведь надо же было от девчонки избавиться. Собрался он быстро, ему никто не мешал – батя с братцем уже напились, мать, устав от дневных забот, тоже похрапывала на топчане, и никто не знал, что больше они никогда не увидят своего недоделанного сынка Федула. Он даже чуть всплакнул, все же в неизвестность отправляется, хоть и с деньгами. И, присев на дорожку, побежал за богатством.

Он и не помнил, как долетел к тому кусту, куда они перепрятали бочонок. Ругнув себя за то, что не догадался лопату прихватить, Федул стал старательно копать руками. Стараться пришлось недолго, очень скоро под ладошку попала грязная бумажка с кривыми каракулями. «Не любил ты миня, а токо деньги энти проклитущие. Я их забрала они потомушто мне принадлижат. Прасти и пращай – с папкинымто кладам я и сама в гараду праживу. Всигда любимая твая Рая. Жду ответа как салавей лета».

Такого удара от «Всигда любимой» Райки Федул не ожидал. Мечта умерла, и он тогда в лесу чуть не умер вместе с ней. А может бы, и умер, если бы не внезапное решение – найти в городе Раиску во что бы то ни стало. В город он уехал, так и не возвращаясь домой. Дорогу ему до сих пор не хочется вспоминать. Прятался под лавками, в тамбурах, питался остатками со столов пассажиров, но добрался. А когда приехал, ему снова стало плохо – он вдруг осознал, что в таком скопище людей ему никогда в жизни Райку не отыскать. Он даже не удержался – зашел в какой-то вокзальный закуток и заревел громко, со всхлипами. Там и был замечен пожилой техничкой с добрым лицом. Потом она же его и приютила. У тети Маруси, так звали техничку, он пришел в себя и очень скоро понял, что назад, в хутор, не вернется ни за какие коврижки – жизнь в городе уже околдовала. К тому же здесь жила его давняя любовь Сонька Рублева. Вот она обрадуется, когда он к ней заявится! Только как ее найти – ни улицы, ни дома он не помнил, только и знал, что живет девчонка в общежитии химического института. Отыскала любимую все та же тетя Маруся. Химический институт в городе был один, а общежития имел лишь два, а там уже только ходи и спрашивай. Видимо, старушка что-то там выходила, потому что однажды она заявилась домой сверкающая, как новенький пятак, и сразу же выложила на стол бумажку с адресом.

– Вот она, зазноба твоя, сходи, может, трудо-устроиться поможет…

Федул заявился к Соне сразу же. Он уже знал, чего может стоить лишний час.

Соня пробегала по длинному коридору с маленькой кастрюлькой в руках, когда он ее окликнул. Девчонка чуть не ошпарилась, увидев посланца с родного хутора.

– Господи! А ты-то здесь зачем?!

– К тебе вот… приехал… – засмущался Федул, ковыряя рваным ботинком пол. – Соскучился… да и жить здесь хочу… а негде…

– Негде?!. Так это ты ко мне жить?!.

Что Рублева говорила дальше, Федул никогда не рассказывает. Но слова словами, а землячка все же вывернулась наизнанку и Федула пристроила в институт лаборантом и комнату в общаге ему выбила. За это она потребовала только одно: чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах, Федул не вздумал брякнуть, что он ее знакомый. Федул пообещал и сильно не навязывался, потому что как не верти, а Сонька этого заслуживала. Да и не нужна она ему… Даже если и нужна, попробуй к ней сунься, возле нее такие качки крутятся, здесь тебе не хутор, где старик Сушкин единственный полноценный мужик, а драться, кроме родного брата, не с кем. И все же Федул Семенов очень скоро пообтесался и зажил своей серенькой, невзрачной жизнью, которая не шла все же ни в какое сравнение с прозябанием в заброшенном хуторе. Позже ему даже комнату в коммуналке выделили. А уж сама Сонька и думать про него забыла. Встречались они случайно, все в том же институте – Сонька работала там завхозом. Годы шли, прежняя жизнь забывалась, как вдруг однажды к Федулу подскочила взбудораженная Сонька и стала тыкать в лицо Федулу газетой:

– Нет, ты посмотри! – возмущалась она, забыв, что Федула не подпускает к себе на пушечный выстрел. – Ты только глянь! Куда смотришь? Вот же – видишь? – мазанула Рублева на газете галочку ручкой рядом с лицом богато одетой женщины. – Не узнаешь? Это же Райка! Ну ты совсем ее не помнишь, что ли? Это же дочка Сушкина! Чего моргаешь-то? Не узнал? Ее здесь фиг узнаешь! Ишь, разоделась! Даже на газете видно, какие у нее брюлики! Господи, неужели и она в городе? Вот уж кому на роду было написано землянки рыть! И ты посмотри! Мужика-то какого отхватила! Всю ее деньгами осыпал! Сотворил, ну прям, из навоза розу! И где она только нашла такого, кочерга деревенская?!

– Это не она нашла… – проговорил вдруг Федул побелевшими губами. – Это он ее нашел…

– Он? Ее? Ты чего мелешь?! – презрительно сощурилась Сонька, но, приглядевшись к Федулу, строго приказала: – А ну рассказывай! Нет, подожди, ко мне пойдем, там расскажешь!

И он рассказал. Все.

– Ага, значит вот так, да? – прищелкнула языком Соня Рублева. – Значит, Раюшка решила ни с кем папашкино богатство не делить, да? Не получится.

– А ты?.. Ты-то разве его дочь? – вытаращился Федул.

– Ой, ну я тебя умоляю! А чья же? У нас в хуторе только один производитель был. Ты на мой фэйс посмотри – мы все Сушкины под копирку деланы. Столько лет теперь на косметику трачусь… А тебе за работу заплатим, не дрейф.