Нам здесь жить - Валерий Елманов

Увы, но его ждало разочарование. Испанец нимало не смутился, не испугался но возгордился от того, что, оказывается, весь католический мир готов прийти ему на выручку. Он трижды осенил себя крестным знамением и попросил дать ему возможность написать о столь приятной новости кузине, дабы она не переживала за него.

Слегка разочарованный неправильной, с его точки зрения, реакцией на свое сообщение, Петр тем не менее согласился, но с условием, что рыцарь расскажет, почему он иногда после его ухода из узилища так странно крестится, занося руку аж за макушку и далее протягивая ее к самим пяткам. Или это его братья-тамплиеры научили?

Бонифаций засмущался, но поведал, что в соседнем замке Рагнит был один лучник из Баварии. И как-то раз, когда тот, осенив себя крестом, лежал на ложе ночью и засыпал, явился диавол и укусил его изо всех сил за палец на ноге. Лучник, почувствовав страшную боль, воскликнул громким голосом: «Кто это меня укусил?» А тот сказал: «Я, диавол». «А зачем ты это сделал?» Ответил диавол: «Потому что, когда ты ложишься спать, кладешь крест слишком короткий». И когда на другой день лучник поведал об этом случае братьям и прочим, они спросили его, действительно ли крест был коротким? Он ответил: «Было истинно так. Но впредь я буду умнее: буду класть крест от стоп до макушки и выше».

— Вот и я решил… на всякий случай… когда время ближе к ночи… тоже вот так… а то мало ли… все-таки жилище здесь неосвященное и вообще, — потупился Бонифаций.

Выслушав рассказ крестоносца, Сангре крякнул, еле-еле удержавшись от ехидного комментария. В душе-то он сразу предположил, что на самом деле диавол укусил лучника, намекая, чтобы он постирал все-таки свои чулки, если только это вообще была нечисть, а не обычный клоп.

Но свое ответное обещание выполнил честь по чести, попросив Улана пройтись поутру по местному торжищу и подыскать подходящего для отправки послания купца. Денек оказался удачливым и для крестоносца. Улану удалось узнать, что один из торговцев распродал весь товар, успел прикупить кожу и меха и не далее как завтра намеревается выехать в Галич, а далее в Чехию, следовательно, дорога его лежала мимо Владимира-Волынского.

Очевидно, купец оказался добросовестным и передал послание рыцаря сразу, едва появившись в городе, где проживала кузина. Та, по всей видимости, с написанием ответа тоже не мешкала, поскольку ее слуга — поджарый и смуглый испанец по имени Мануэль — прибыл в Бизену буквально в день получения выкупа. Правда, друзей он все равно застать не успел — те с утра пораньше укатили к инквизиторам за получением денег.

…Сударг уложился в назначенный срок и прибыл вовремя, причем не один. С собой он привез сестру, жену, трёх дочерей, двух младших сыновей и отца. Все они, за исключением последнего, выполняя приказ главы семейства, торопливо высыпали из саней и брякнулись перед Сангре и Уланом на колени, уткнув головы прямо в снег.

Последним вышел из саней сам Сударг, бережно поддерживаемый под руки своими сыновьями — курносым и «эльфом». Он был бледен и держался как-то неуверенно. Обращаясь к Петру, произнес несколько фраз и гулко ударил себя в грудь сухим, но еще крепким кулаком.

— Если ты согласишься отдать за них выкуп, он обязуется навеки стать твоим рабом, пока не сумеет вернуть долг, — кратко перевел изрядно смущенный чем-то Яцко.

— Подумаешь, двести флоринов, — усмехнулся Петр. — Считай, проехали.

— Не двести, — мрачно поправил Яцко. — Они все некрещеные.

— Чудесно, — возликовал Сангре, довольно хлопая по плечу продолжавшего отчего-то хмуриться толмача. — Значит, мы должны за восьмерых человек два золотых флорина, то бишь в общей сложности треть гривны. Это вообще ерунда, не стоящая упоминания.

Но тут встрял толстый фра Луис. Ласково улыбаясь, он принялся что-то тараторить.

— Дело в том, что помимо двух золотых флоринов за них следует уплатить еще немного, — нехотя пробурчал толмач, — поскольку брат-рыцарь Альберт фон Хаген изрядно потратился на их содержание за эти полгода, что они у него… гостили.

Инквизитор умолк и сделал пару шагов в сторону, уступая место рыжеватому крестоносцу. Рыцарь был невелик ростом, но в его взгляде, устремленном на Сангре, сквозило столько презрения, что Петру на миг показалось, будто он сам ниже Хагена чуть ли не на голову. Меж тем тот надменно вскинул подбородок и отрывисто заговорил. Понурый Яцко, очевидно уже знавший о чем пойдет речь, нехотя принялся за перевод.

— За полгода они съели у меня…

Сангре задумчиво взирал на загибаемые Альбертом толстые пальцы. Судя по речи крестоносца, пленников — ободранных и отощавших — он содержал по-царски, откармливая как на убой и сменив по нескольку раз их гардероб. Не было забыто ничего — фон Хаген включил в общий счет даже амортизацию двух саней и четырех коней, а так же провизию в дорогу и овес для лошадей.

Услышав конечную сумму — тысячу четыреста семь гривен — Улан, невзирая на свою обычную невозмутимость, растерянно присвистнул.

— Не свисти, денег не будет, — буркнул насупившийся Петр.

— Ты что — не слышал, сколько он назвал? — удивился Улан. — Получается, гривны в любом случае нам не светят. Ну разве три штуки. Интересно знать, они их нам в насмешку оставили или как? М-да-а, сдается, мы слегка погорячились с предложением помочь Сударгу.

— Да все нормально, — небрежно отмахнулся Сангре. — А насчет гривен мы будем поглядеть. Они, конечно, хорошо хотеть, но, слава богу, вешать дурно сваренную лапшу на соседский забор еще не научились! — и его губы изогнулись в презрительной усмешке.

Улан покосился на своего друга и понял, что того и впрямь ни в коей мере не смутило ни требование денег, ни названная крестоносцем сумма. Скорее… раззадорило — вон какой азартной злостью сверкают глаза, хоть сейчас в бой. Значит, уже знает, как станет выкручиваться. И не просто знает — уверен в победе.

— Главное теперь — не забывай считать в уме мою цифирь, — бросил через плечо Петр.

— Какую еще цифирь?! — удивился Улан.

— Услышишь! — рявкнул Сангре и… весело подмигнув слегка озадаченному такой фамильярностью фра Луису, поинтересовался у него:

— Ты что ли такую идейку этому прыщу плюгавому подкинул, а? Чего молчишь, дервиш пузатый? Или ты, имам недорезанный? — перевел он взгляд на фра Пруденте. — Ну ничего, как сказано в книге притч, нечестивый уловляется грехами уст своих, но праведник выйдет из беды, — саркастически ухмыльнувшись, он повернулся в сторону фон Хагена. — А теперь, дядя, лови своими ушами моих слов и будешь-таки иметь, что послушать! Но для начала пара общих критических замечаний. Судя по крепости истекаемого от тебя аромата, каковой скоро можно не только обонять, но и осязать, у тебя нет денег даже на новые носки, а ты пытаешься мне впарить, что ежедневно сервировал им стол так пышно, словно вместе с ними хавал сам Ротшильд на пару с китайской императрицей. Ну да господь с твоими изысканными обедами, хотя Хлестаков про супы прямиком из Парижа загинал куда красивше. Но хотелось бы прояснить за иное. Судя по стоимости выделенных для бывших пленников саней, полозья у них золотые, подковы у коней тоже, а прибиты они к конским копытам серебряными гвоздиками. Неясно другое: где бриллианты с сапфирами и рубинами на лошадиных хомутах, равно как и шитая золотом нарядная бархатная одежа самих пленников?