Укрощение строптивой - Сюзанна Энок

— Скажи, а вы с сестрами дружите? Видишь ли, я заметил, что за время нашего визита они не проронили ни слова.

— Раньше мне казалось, что мы очень дружны. Не представляю, что наговорили им родители после моего ухода… Но в то время сестры были еще совсем юными и наверняка боялись, что их тоже выгонят, как и меня. Если мне удастся окончательно помириться с родителями, я, возможно, смогу объясниться и с сестрами.

— Понятно, — кивнул Китинг. Немного помолчав спросил: — А мы с тобой продолжим нашу… дружбу после того, как ты выйдешь замуж?

Разумнее было бы сказать «нет»: ведь продлевать их дружбу значило бы усиливать боль, — но отказываться от Китинга совсем было бы еще страшнее.

— Ничего не имею против, — ответила Камилла.

— Вот и хорошо. — Он взял ее лицо в ладони и, поцеловав, с лукавой улыбкой добавил: — Тогда не будем терять время.

Китинг покинул клуб «Тантал» уже после рассвета. Дверь верхней гостиной пробовали открыть снаружи несколько раз, так что вскоре все в клубе знали, чем занималась Камилла со своим гостем, но ее, похоже, это нисколько не смущало: ведь у каждой клубной девушки была еще свежа в памяти собственная скандальная история… К тому же здесь у Камиллы появились настоящие подруги. Но будут ли они желанными гостьями в Поллард-Хаусе после ее замужества? Увы, вопрос риторический.

Кучер Гривза, видимо, решил, что Китинг остался в клубе на всю ночь, потому что кареты нигде не было видно. Вздохнув, Китинг остановил наемный экипаж и назвал адрес Басвич-Хауса.

Несомненно, он добился того, чего хотел. Камилла прямо заявила, что выйдет за Фентона. Еще несколько недель назад Китинг пришел бы в восторг и сразу бросился бы к своему поверенному улаживать вопрос о передаче денег Элеоноре, а потом отправился бы домой, в Шропшир. Хэверд-Глен, овцы, пасторальная жизнь были его тихой гаванью, когда он в ней отчаянно нуждался. Если бы не все это, он, возможно, давно уже пустил бы пулю себе в лоб.

Вспоминая прошлое, он понимал, насколько беспокойным и злобным был когда-то и как часто пил, не зная меры. В шропширских тавернах он дрался лишь изредка вечером: после того как отдавал распоряжение переслать бо́льшую часть своего дохода Элеоноре, — но злился вовсе не потому, что деньги уплыли от него, нет. Просто ему всегда казалось, что отправленная сумма слишком уж незначительна…

Что ж, зато теперь у него было десять тысяч фунтов для Элеоноры и мальчишки. Конечно, за эти деньги купить прощение нельзя — его вообще не купить, — но жить Элеоноре и Майклу станет гораздо легче. И тогда, возможно, он сможет проведать сына…

И вообще теперь все пойдет совсем по-другому. Конечно, он вернется в Хэверд-Глен, но дракам придет конец, потому что гнев и досада уже не переполняли его. А Камиллу он отдаст своему кузену, потому что это самое лучшее, что он мог сделать для нее. Хотя ему это и не по душе. Очень не по душе.

Хупер открыл парадную дверь Басвич-Хауса, не успел Китинг подняться на крыльцо.

— Мистер Блэквуд, — тихо проговорил дворецкий, — его светлость настоятельно просит вас сразу же пройти в его кабинет. Без промедления и никуда прежде не заходя.

Китинг вскинул брови.

— Так прямо и сказал?

— Да, сэр. А если вы заупрямитесь, мне велено добавить «пожалуйста».

«Что ж, это в корне меняет дело», — подумал Китинг.

— А почему мы говорим так тихо? — спросил он, тоже понизив голос.

— Таков приказ, сэр. Будьте добры. В кабинет его светлости.

— Хорошо, Хупер, я проникся. Что бы это ни значило, черт побери.

— Без промедлений и никуда прежде не заходя, — предупредил дворецкий.

— Да, иду. О господи…

«Может, это и к лучшему», — подумал Китинг. И действительно: возможно, яростный спор с Гривзом — как раз то, что ему сейчас требовалось.

В сопровождении дворецкого, следовавшего за ним по пятам, Китинг быстро поднялся по лестнице и зашагал к просторному кабинету герцога.

— Ну, что еще?! — рявкнул он, распахнув дверь.

— Не кричите, просто закройте дверь, — велел Гривз таким же тихим голосом, как дворецкий. — Хупер, возвращайтесь к своим обязанностям.

— Слушаюсь, ваша светлость.

— Я весь внимание, — проворчал Китинг, когда дворецкий удалился.

Гривз поднялся с кресла и прошелся по комнате. Обычно герцог был безупречно одет, но этим утром галстук его был повязан не очень тщательно. И казалось, его что-то тревожило.

— Садитесь. — Гривз указал на один из стульев перед письменным столом.

Не сводя глаз с друга, Китинг подчинился.

— Почему-то я чувствую себя так, словно меня застукали в университетском дортуаре с голой девчонкой, — пробормотал он, криво усмехнувшись.

— Где вы пропадали? — спросил герцог. — Я отправил Пиджона будить вас двадцать минут назад, и он сообщил, что ваша постель осталась нетронутой.

— Вы мне не нянька, Адам. — Китинг нахмурился. — И вообще, с каких это пор мне полагается спать в собственной постели?

— С тех пор как вы вернулись в Лондон. Ладно, можете не рассказывать. Я и так кое о чем догадываюсь. Могу лишь надеяться, что вы понимаете, что творите.

— Вместо того чтобы устраивать мне допрос с пристрастием, может, все-таки соизволите объяснить, почему все в доме ходят на цыпочках и разговаривают шепотом? — проговорил Китинг.

Ему и так предстояло слишком уж скоро расстаться с Камиллой. И никто не вправе разлучать их раньше времени. Он даже говорить на эту тему не желал.

— Дело в том… — Гривз замялся на мгновение. — Видите ли, кое-кто явился сюда двадцать минут назад. Она ждет в маленькой гостиной. Я посылал Пиджона в клуб «Тантал», однако…

— И мы сидим здесь и болтаем, когда Элеонора в доме? — перебил Китинг. — А ма… Она здесь одна?

— Мне хотелось дать вам возможность собраться с духом, прежде чем вы встретитесь с ней. Да, она одна.

Китинг поднялся и проговорил:

— Спасибо, Адам. Я буду вести себя как полагается. — Направляясь к двери, он тихо добавил: — Я уже причинил ей столько горя, что с лихвой хватит на несколько жизней.

У двери маленькой гостиной Китинг остановился в нерешительности. Он не видел Элеонору шесть лет… В последний раз они виделись в суде Олд-Бейли, когда судья зачитал выдвинутые против него обвинения. Но она тогда даже не осталась на заседание — не собиралась слушать рассказ о том, как он, Китинг, застрелил ее мужа только потому, что был вынужден защищаться.

Внезапно ему вспомнилось, как Камилла переступила порог родительского дома спустя долгое время после того, как ее вышвырнули на улицу. И если она смогла — то и он сможет, черт побери!

Китинг рывком распахнул дверь.

— Доброе утро, Элеонора, — проговорил он холодным ровным голосом.