Корона полуночи - Сара Маас

Однако принцессу убили не по королевскому приказу. Нет. Ей было достаточно увидеть спальню Нехемии, чтобы в этом убедиться. Люди короля работают по-другому. Но это не снимало вины с Шаола. Он знал, что жизни принцессы грозит опасность. Знал и ничего ей не сказал.

Из-за своих дурацких представлений о чести и верности королю он даже не подумал, что она могла бы предотвратить трагедию.

Опустошенность — это все, что она ощущала сейчас. Такое же чувство опустошенности было у нее после гибели Саэма. Потом, в шахтах Эндовьера, она собирала себя по кускам и почти собрала. Попав в замок, она прониклась глупой уверенностью, будто Шаол добавит последний, недостающий кусочек. Позволила себе поверить, что счастье доступно и ей.

Умение убивать было ее проклятием и даром. Долгие годы ремесло ассасина оставалось ее единственным верным другом.

— Они убили Нехемию, — прошептала Селена.

Зачем она выговаривается перед Кальтэной? Или забыла, как два с лишним месяца назад Кальтэна пыталась ее отравить? Неужели изнеженной придворной особе, к которой судьба повернулась спиной, так важно знать об убийстве чужеземной принцессы? Что ей Нехемия? Разве эти куриные мозги поймут, какого потрясающего человека не стало? Что Кальтэне принцесса? И надо ли тратить слова?

Кальтэна долго молчала, и Селена уже пожалела о сказанном. Потом узница заговорила, словно обменивая одну печальную новость на другую:

— Герцог Перангтон через пять дней уезжает в Морат. Мне придется поехать с ним. Король поставил меня перед выбором: или выходить замуж за герцога, или гнить здесь до скончания жизни.

Селена открыла глаза. Кальтэна сидела возле стены, обхватив колени. За это время она стала еще грязнее, еще больше осунулась. Она куталась в плащ, оставленный Селеной.

— Ты ведь предала герцога. Зачем же он берет тебя в жены?

Кальтэна тихо рассмеялась.

— Кто знает, в какие игры играют эти люди и что у них на уме. — Чумазыми руками она потерла такое же чумазое лицо. — Голова болит все сильнее, — пожаловалась она. — А эти крылья все хлопают и хлопают. Ни на секунду не замолкают.

«Мои сны полны теней и крыльев», — говорила ей Нехемия. Почти то же самое она слышала от Кальтэны.

— Как одно может быть связано с другим?

Это было размышление вслух. Кальтэна ничего не поняла.

— Сколько они будут тебя здесь держать? — с заметным любопытством спросила она.

За покушение на убийство капитана королевской гвардии? Наверное, пожизненно. Селене было все равно. Могут даже казнить.

Пусть обрывается и ее жизнь.

Нехемия была надеждой королевства, причем не одного. Она мечтала об идеальном королевском дворе. В реальном мире такого никогда не будет. И Эйлуэ никогда не будет свободной страной. Но куда страшнее, что Селена никогда не сможет попросить у принцессы прощения за свои резкие слова. В ее ушах до конца дней будет звучать последняя фраза, брошенная Нехемией. Вечное клеймо, оставленное принцессой.

«Ты всего лишь трусиха».

— Если тебя выпустят отсюда, — снова заговорила Кальтэна, — разберись с ними по заслугам.

Селена слушала звук своего дыхания, ощущала кровь Шаола, застывшую у нее под ногтями. Наверное, там была и кровь подручных Аркера. Ей вспомнился ледяной холод в спальне Нехемии и кровать, почти черная от крови.

— Я с ними разберусь.

Ее слова прозвучали как клятва. У нее ничего не осталось, кроме возмездия.

Лучше бы ее не забирали из Эндовьера. Наверное, в эту зиму она бы умерла. Две зимы там не выдерживает никто.

Ее тело было охвачено странным оцепенением. Селена пододвинула к себе еду. Тарелка противно заскрипела на древних сырых камнях. Есть совсем не хотелось.

— Здесь в воду подмешивают снотворное, — сказала Кальтэна, видя, как Селена взялась за железную кружку. — Мне — так постоянно.

— Вот и хорошо, — сказала Селена, выпив всю кружку.

Прошло три дня. Похоже, снотворное ей подмешивали не только в воду, но и в пищу.

Ее сны мало отличались от промежутков бодрствования. Темнота в подземелье напоминала пропасть. Селене снился овраг, но леса на другой стороне не было. Исчез и олень. Только каменистая почва. Сплошные камни и ветер, без конца шепчущий ей: «Ты всего лишь трусиха».

Селена почти не ела, но выпивала всю воду со снотворным. Выпивала и отправлялась на край каменистого оврага.

— Воду она пила где-то час назад, — сказал Шаолу Ресс.

Было утро четвертого дня.

Шаол кивнул, разглядывая Селену, лежавшую на охапке грязного сена.

— Она хоть что-то ела? — спросил капитан.

— Почти ничего. Бежать не пыталась. Нам ни слова не говорила.

Шаол отпер дверь камеры. Ресс и караульные заметно напряглись. Но он больше не мог. Он должен был ее увидеть. Капитан вошел в камеру. Кальтэна, спавшая в своей камере, даже не шевельнулась.

Шаол присел на корточки, разглядывая Селену. Он нее жутко пахло застывшей кровью. Пропитавшаяся кровью одежда заскорузла, превратившись в панцирь. Шаол смотрел на Селену и чувствовал, как ему сдавливает горло.

Все эти дни замок напоминал потревоженный улей. Шаол и его гвардейцы прочесывали каждый этаж, каждый коридор, покои придворных и каморки слуг. Капитан не раз ловил себя на мысли, что занимается этим лишь для очистки совести. Убийца Нехемии давно покинул замок. Еще безуспешнее были поиски в городе. Шаол не прекращал попыток рассказать королю о происшедшем, стараясь объяснить, почему его самого похитили и почему, невзирая на усиленную охрану, убийце принцессы удалось миновать кордоны гвардейцев. За такое король должен был бы его разжаловать, а то и бросить в подземелье. Обычно правитель Адарлана бывал скор на расправу, но тут… Шаолу показалось, что королю все равно.

Удивительнее всего, что король вел себя так, словно вообще ничего серьезного не случилось. Он не хотел марать руки и разбираться с убийством принцессы. Короля куда больше занимал новый мятеж, назревавший в Эйлуэ. Он не выразил официального соболезнования и вообще не упоминал имени Нехемии. Шаолу понадобилась изрядная доля самообладания, чтобы не придушить своего правителя. Такое желание возникло у капитана впервые.

Главным вопросом, беспокоившим Шаола, была дальнейшая судьба Селены. Король и здесь проявил странное, несвойственное ему великодушие (если это можно назвать так):

— Сделай ей внушение, чтобы впредь сдерживалась. И пусть продолжает выполнять мой приказ.

Чтобы впредь сдерживалась.

Шаол осторожно подхватил Селену на руки и вынес из камеры. Заточение ее сюда виделось ему расправой, и он знал, что никогда себе этого не простит. Неужели он тогда струсил? Или у него действительно не было выбора? Он помнил ее глаза, полные звериной злобы. Формально он был прав, но это его не утешало.