Корона полуночи - Сара Маас

Шаол даже не мог спать в своей постели. Кровать пахла Селеной. В первую ночь он лег и сразу же вспомнил, на чем сейчас лежит она. Все последующие ночи Шаол спал на диванчике. Самое малое, что он сейчас мог сделать, — это вернуть Селену в ее покои.

Но он не знал, как «сделать ей внушение». Он вообще не знал, как теперь с нею говорить. Как починить то, что сломалось у нее внутри и в их отношениях.

Весь путь из тюрьмы наверх вооруженные гвардейцы шли с ним рядом.

Убийство Нехемии не отпускало Шаола. Иногда ему казалось, что призрак принцессы следует за ним по пятам. Только сегодня утром он рискнул посмотреться в зеркало.

Прошлое потому и прошлое, что его не переиграешь. Но Шаола неотступно преследовала мысль: если бы он ослушался королевского приказа и предупредил Нехемию о грозящей ей опасности… Принцесса повела бы себя по-другому. Рассказала бы своим телохранителям, и те не отходили бы от нее ни на шаг. Иногда тяжесть возможного, но не сделанного поступка становилась настолько давящей, что Шаол задыхался.

А нынешнюю реальность он сейчас нес на руках… Ресс открыл дверь. Шаол уже направился в спальню, но Фалипа молча указала на умывальную. Странно, он даже не подумал, что Селену сначала надо тщательно отмыть.

Стараясь не встречаться глазами с Фалипой, он послушно отнес Селену в умывальную. Теперь надо разворачиваться и уходить. Ему здесь делать нечего.

Это Шаол понял не сейчас, а почти четыре дня назад, в спальне убитой принцессы, когда Селена кинулась на него с кинжалом.

Он ее потерял.

И она уже никогда не пустит его снова в свою жизнь.

Селена проснулась в своей постели, понимая, что больше никто не подольет ей в воду снотворного.

Не будет больше совместных завтраков с Нехемией. Не будет уроков, раскрывающих смысл «знаков Вэрда». И такой подруги, как принцесса, у нее тоже уже не будет.

Кто-то дочиста ее отмыл, прежде чем уложить в постель. После трех дней почти кромешной тьмы подземелья солнечный свет был нестерпимо ярок и резал глаза. Щурясь, Селена огляделась. Рядом, тесно прижавшись к ней, спала Быстроногая. Собака проснулась, несколько раз лизнула хозяйку в руку и снова заснула, уютно устроившись возле локтя Селены. Интересно, а Быстроногая испытывает чувство потери? Селене часто казалось, что принцессу собака любит больше, чем ее.

«Ты всего лишь трусиха».

Собака не виновата в своей бесхитростной любви к Нехемии. Мир любил принцессу. Исключение составляло лишь это гнусное Адарланское королевство и его гнилой, продажный двор. Селена влюбилась в Нехемию с первого взгляда, почувствовав в ней родственную душу. Радовалась, что обрела закадычную подругу. А Нехемии больше нет.

Селена приложила руку к груди. Как глупо — глупо и бесцельно слушать биение собственного сердца, когда сердце Нехемии остановилось навсегда.

Глаз Элианы был теплым, словно пытался ее утешить. Потрогав амулет, Селена опустила руку на одеяло и закрыла глаза.

В тот день она даже не пыталась встать. Фалипа уговорила ее съесть хоть что-то, принеся завтрак в постель. Служанка умолчала, что похороны Нехемии уже состоялись. Селена в тот день бродила по каменистому краю оврага, напрасно высматривая белого оленя. Может, и к лучшему, что сырое подземелье уберегло ее от зрелища похорон. От того страшного момента, когда тело ее подруги опускали в холодную землю. Прогретая солнцем земля родной Эйлуэ была слишком далеко.

«Ты всего лишь трусиха».

И потому в тот день Селена не вылезла из постели. Назавтра тоже.

И послезавтра.

И послепослезавтра.

В рудниках Калакуллы было жарко. Юная рабыня боялась даже думать о том, как будет здесь летом, когда солнце начнет выжигать землю.

Ее пребывание в рудниках длилось почти полгода. Ей говорили, что так долго выдерживают единицы. Мать, бабушка и младший брат не продержались и месяца. Отец вообще не дожил до каторги. Адарланские палачи убили его еще в деревне вместе с другими известными мятежниками. Остальных заковали в цепи и погнали сюда.

Почти шесть месяцев провела она в одиночестве, хотя и окруженная тысячами других узников и узниц. Она уже не помнила, когда в последний раз видела небо и эйлуэйские луга, где прохладный ветер шелестит в высоких травах.

Она увидит их снова: небо и луга. Она знала, что так и будет. В деревне, по ночам, притворяясь спящей, она слышала сквозь щели в полу разговоры отца и его друзей-мятежников. Они говорили о свержении власти Адарлана, о принцессе Нехемии, которая сейчас находилась в тамошней столице и трудилась ради их свободы.

Если она сможет продержаться еще немного, если ей хватит сил… Принцесса Нехемия смела́ и умна. Рабыня мечтала о том, как своими действиями Нехемия посеет панику среди адарланских захватчиков. Паника непременно перекинется и на Калакуллу. И тогда она совершит побег. Поначалу будет скрываться, оплакивая умерших и убитых родных. А потом найдет ближайший кружок мятежников и примкнет к ним. Убивая каждого адарланца, она станет перечислять имена своих покойников. Они услышат ее в загробном мире и обрадуются, что о них помнят.

Размахнувшись, рабыня ударила киркой по каменной стене. Очень хотелось пить, но воду им давали только во время обеда. Неподалеку, привалившись к другой стене, стоял надсмотрщик. В его фляжке булькала вода. Надсмотрщик поглядывал вокруг и ждал, пока кто-то из узников не упадет. Тогда он шел и поднимал упавшего плеткой.

Опустив голову, рабыня продолжала долбить камень. Она должна остаться в живых.

Она еще будет бороться против адарланских захватчиков.

Она не знала, сколько времени прошло. А потом случилось нечто похожее на землетрясение. Сначала — мгновение пронзительной тишины. И следом — стенания и плач сотен голосов.

Это становилось все ближе, все громче. Наконец до юной рабыни стали долетать слова. Она слышала их снова и снова. Слова, разом изменившие мир.

Принцесса Нехемия мертва. Ее зверски убили в королевском замке.

Смысл слов дошел до рабыни не сразу. А когда дошел, она прекратила работу и застыла в оцепенении.

Она слышала поскрипывание сапог надсмотрщика. Он шел к ней. Сейчас он взмахнет плеткой.

Нехемия мертва.

Рабыня смотрела на кирку, зажатую в руках. Потом неторопливо повернулась и заглянула в лицо надсмотрщика. Это было лицо Адарлана. Надсмотрщик отвел руку с плеткой, лениво замахиваясь.

Она ощутила подступающие слезы. Нет, она не даст им пролиться.

«Довольно!» Это слово как гром прозвучало внутри ее, и она затряслась всем телом.

Она повторяла про себя имена своих умерших и убитых. Когда надсмотрщик вторично замахнулся плеткой, рабыня добавила к списку свое имя и что есть силы ударила его киркой в живот.