Кыш и Двапортфеля - Юз Алешковский

Я несколько раз засыпал, просыпался, ворочался с боку на бок, потому что руки и ноги ещё немного жгло, снова засыпал, а ребята всё не шли и не шли. Я уж думал, что они меня обманули… Но тут тоненько пискнули железные петли калитки, и послышались осторожные шаги. Ночь была так темна, что я не мог увидеть Веру, пока она не подошла совсем близко. Кышу я шепнул, чтобы помолчал.

Лежал я одетый и даже в сандалиях. Я тихонько, чтобы не скрипели пружины, встал с раскладушки, а Вера легла, и я её укрыл с головой одеялом. В этот момент мама сонным голосом спросила из комнаты:

– Алёшенька, очень зудит крапивница?

– Совсем прошло… Спи, мамочка, – сказал я, и что-то дрогнуло во мне от любви и жалости к маме. Но отступать уже было поздно. Я, глотая слёзы, поклялся ей про себя, что вернусь… что я постараюсь вернуться здоровым и невредимым.

Выйдя из калитки, я увидел под фонарём вместе с Севой и Симкой взрослого. Он сказал мне, как его зовут:

– Сергей Иваныч.

– А мы Алёша и Кыш, – сказал я и сразу догадался, что Сергей Иванович – отец близнецов. В руке у него я не заметил ни верёвок для скручивания рук, ни оружия. У Севы на груди был аппарат со вспышкой, а Симка нёс большой цилиндрический фонарик.

По улицам ещё гуляли «дикари», а в парке никого не было.

К прудам мы вышли незнакомой мне дорогой, и Сергей Иванович расставил всех по местам. Я, конечно, оказался дальше всех от пруда.

– Всё. Больше ни звука. Как только я скажу: «Старик, ты в ауте!», направляйте на них фонари, а ты, Сева, – щёлкай. Ты, Сима, будь около лебедей, чтобы им не успели свернуть шеи… По местам.

Меня с Кышем положили на газоне за подстриженными лавровыми кустами и велели, в случае чего, чтобы Кыш подал голос. От кустов пахло тепло и пряно. Слева, неподалёку от меня, серела дорожка. Над ней горел тусклый фонарик и освещал зелёную скамейку. Было очень тихо. Только где-то журчал ручеёк, ровно дышало море, и иногда в своём домике встряхивали крыльями лебеди… Время тянулось медленно. Ко мне два раза неслышно подходил Сергей Иванович и спрашивал:

– Ты ничего не напутал?

– Что вы! Ни слова! – шёпотом отвечал я.

Чтобы не задремать, я чесался и смотрел на тусклый фонарик. И когда, вдруг услышав медленные шаги, постукивание палки и тихое поскрипыванье камешков на дорожке, увидел не браконьеров, а… Пушкина… Да! Да! Александра Сергеевича, живого Пушкина, с бакенбардами, с кудрями, выбивающимися из-под шляпы, как на портрете в книге сказок, с тяжёлой палкой в руках… то я подумал, что сплю и что всё это мне снится…

Но Пушкин, слегка наклонив голову, задумчиво шёл по дорожке. Шёл очень медленно, потом остановился, словно вспоминая что-то, потёр кулаком подбородок и улыбнулся.

Я ущипнул себя: мне стало больно. Я погладил Кыша: он лизнул меня в щёку.

«Значит, я не сплю, – подумал я, – и Пушкина вижу на самом деле. Это он! А у нас, как назло, засада!»

Раздумывать в такой момент было некогда. Я приказал Кышу лежать, а сам по траве, по-пластунски пополз навстречу Пушкину. Он сел на скамейку под фонарём, поставил палку между ног, вынул блокнот и что-то записал в нём.

Я приподнялся над кустами, сложил ладони рупором и громким шёпотом позвал:

– Александр Сергеич!.. – Он не услышал. Я повторил ещё раз: – Александр Сер-ге-е-вич! – Пушкин вскинул голову, прищурил глаза и посмотрел в мою сторону. Заикаясь от волнения, я зашептал: – Александр Сергеич!.. И-и-идите сю-сю-да!.. Бы-бы-стрей!.. То-только тихо!!

Пушкин на цыпочках подошёл к кустам и наклонился ко мне. Я на секунду онемел и ошарашенно смотрел на его смуглое лицо и удивлённые голубые глаза. Потом всё так же шёпотом сказал:

– Добрый вечер… вернее, добрая ночь!

– Здравствуйте, милостивый государь, – сказал Пушкин. – Что с вами?.. Ведь вы дрожите! Вам холодно? Вас кто-нибудь обидел?

– Нет, нет… Я вам всё объясню… Идите сюда!.. – Пушкин через проход в кустах перешёл ко мне на газон. – Пожалуйста, тише… Они могут услышать…

Пушкин прилёг на бок рядом со мной и спросил:

– Кто это «они»?

Я не знал, что сказать, потому что из-за браконьеров мне было стыдно, как никогда в жизни. Вместо того чтобы устроить Пушкину торжественную встречу и показать ему всесоюзную здравницу Крым с домами отдыха для всего народа, мы лежали в засаде. Но врать Пушкину я тоже не мог. Я глубоко вздохнул и ответил:

– Одного из них зовут «Старик», а другого – Жека… Они уроды в нашей семье… понимаете? И хотят уничтожить на вертеле осетра, который в пруду… Он жил при вас?

– Конешно! Прекрасная, красивая рыба!

Я радостно отметил про себя, что Пушкин сказал не «конечно», а «конешно», так же как говорил я, хотя мамина тётка – Эльза Антоновна – всегда делала мне замечания и учила говорить «конечно» через «ч».

– А лебеди белые и чёрные были при вас?

– Конешно!.. Всё осталось тем же самым: и лебеди, и море, и скалы, и небо, и кипарисы…

– И вы ещё остались тем же самым. Верно? – подсказал я.

Пушкин ничего не ответил. Он только положил свою руку на мою и как-то странно улыбнулся: и весело и грустно. Неожиданно я ему сказал:

– Теперь такие же бакенбарды, как у вас, носят. Даже в девятом классе.

Пушкин закашлялся в платок, и я подумал, что, может быть, не стоило этого говорить. Ведь мама много раз меня учила вести себя с незнакомым человеком сдержанно и не молоть всякой чепухи. Но разве я с Пушкиным не был знаком? Был! А значит, и он со мной! Он со всеми знаком. Просто мы раньше лично не знали друг друга. Наоборот, нужно расспрашивать его о разных важных вещах и пустяках, чтобы отвлечь от неприятного разговора о браконьерах. Тем более голова у меня была переполнена всякими вопросами.

И о чём только я его не спросил: и со скольких лет он пошёл в школу?.. И были ли в том лицее уроки труда? И кого он больше боялся – царя или завуча? И бегал ли на фронт во время Первой Отечественной войны?.. И кем играл в футбол? Центрфорвардом, как Копейкин, или полузащитником, как Федотов… И что ему больше нравится: камины или центральное отопление?.. И не скучно ли было в том веке без телевизоров? И было ли на каретах сзади написано: «Не уверен – не обгоняй!»? И про няню Арину Родионовну… И где он покупал гусиные перья, и про многое другое… В общем, о чём только я не расспрашивал Пушкина!.. Я только ни разу не упомянул про дуэль на Чёрной речке, потому что Пушкину вспоминать об этом было бы больно. Вместо этого я рассказал, что у меня появились новые друзья, что одного из них звать Севой, другого – Симкой. Их дедушка защищал Крым от фашистов во время войны. А мы его теперь защищаем от невоспитанных «дикарей».

Потом Пушкин сам спросил у меня:

– Ты читал мои стихотворения… или сказки?