Игры для мужчин среднего возраста - Иосиф Гольман

— Это ни о чем не говорит, — бурчу я. — Иной раз такой румяный мужчинка — а в гробу.

— Веселый ты парень, Док, — в третий раз расстроился Ефим. — Умеешь поддержать товарища.

— Тебя вообще скоро хрен поддержишь, — не выдержал я. — Два завтрака — в одну морду. А обещал с сегодняшнего утра — на диету.

— Мало ли что я кому обещал, — объяснил мне наш предводитель.

По крайней мере честно.

— Док, а у тебя мечта есть? — не отставал от меня прилипчивый рекламист. Хотя, если бы отстал, стало бы еще тоскливее.

— Есть, — честно ответил я.

Свою мечту я увидел вчера вечером в выставочном центре. Часть красноярских рекламистов все же одумалась и сама пригласила москвичей на деловой ужин в их выставочный центр. Нас тоже прихватили с собой.

Все это было не особенно интересно, но на первом этаже — гульбище устроили на втором — в закрытых стеклянных витринах остались несколько экспонатов от проходившей здесь же выставки медицинской техники.

Я онемел, лишь его увидев.

Объемистый чемоданчик серебристого металла имел не только кучу замочков и ручек для переноски, но даже закрытый резинкой выход для подключения внешнего электропитания. Примерно четверть объема под верхней крышкой была занята чем-то электронным, что тоже следовало бы разглядеть подробнее.

Но три оставшиеся четверти буквально не давали мне оторвать глаз. Там в углублениях, выдавленных в специальном пористом материале, отсвечивали нержавейкой хирургические инструменты одной хорошо известной мне фирмы. Когда я работал в Ираке, я оперировал именно ими.

Черт, кто-нибудь может объяснить мне, почему в Ираке такое есть, а у нас — нет? Неужто нефтедоллары чем-то друг от друга отличаются?

Я стоял, как мальчишка, уткнувший нос в витрину магазина игрушек. Все наши уже прошли наверх, а я все никак не мог отлипнуть от стекла.

— Жуть какая, — раздался рядом знакомый голос. Значит, не все ушли наверх. Кое-кто не торопится, уверенно, но неспешно влача свое пузо. — Док, а правда, что среди хирургов шестьдесят семь процентов — садисты?

Ну что этот человек еще может спросить?

— Неправда, — ответил я. — Шестьдесят семь — это среди стоматологов. Среди хирургов — семьдесят четыре.

— Понял, — ответил Береславский. — А ты что, и впрямь фанатеешь от всех этих крючков?

Эх, знал бы ты, парень, что чувствует хирург, когда копается в чужих внутренностях поганым инструментом! Мне даже в кошмарах не раз снились скальпели, которые не режут, зажимы, которые не зажимают. И еще, отдельно, — крючки, которые саморазгибаются…

— Сколько ж это чудо стоит? — спросил меня Ефим.

Самое забавное, что я примерно знал. В Ираке чуть не оставил за похожее все деньги от полугодичной командировки. Чемодан там был малость побольше, но без электроники.

— Не меньше пяти тысяч евро, — объяснил я нуворишу. — Моя годовая зарплата.

— Моя — тоже, — хохотнул рекламист.

Он уже рассказывал, что в своем институте, где пару часов в неделю преподает маркетинг, получает негусто.

«Но ведь это ж развлечение, а не заработок», — сказал я ему тогда. На что он бессовестно заметил, что и у меня тоже — развлечение. И что, если б не развлекало, возил бы я из Турции кожаные куртки, а не из Афганистана — стальные осколки. К тому же в собственной заднице: я имел глупость и про этот эпизод своей биографии рассказать безжалостному профессору.

Потом мы поднялись на второй этаж, там опять закрутилась пьянка, и дальше уже было неинтересно.

Машину ощутимо тряхнуло на выбоине — все же сибирские дороги были в среднем хуже, чем в европейской части.

Я очнулся и посмотрел вперед.

— Ты уже вернулся? — спросил меня Ефим. — Я тебя про мечту спрашивал.

— Не скажу, — ответил я насмешнику. — Тебе не понять.

— Чего ж не понять? — удивился Береславский. — Очень даже все просто. Ты — садюга. Тебе бы все резать и пилить. Значит, опять думал о вчерашнем чемодане.

Мне эта его способность мысли угадывать чертовски не нравится. Не в первый раз, между прочим. Интересно, как оно у него получается?

— Что? Угадал? — заржал Береславский. Но тут же забыл обо мне. Да и я о нем, потому что, не будь привязанным, снова бы въехал в лобовое стекло. — Смотри, что, сучонок, делает! — взвился наш водитель. — Пардон, мадам! — Это он уже Смагиной адресовал.

Сучонком был парень на серебристой вазовской «девятке», украшенной сзади кучей фонариков, надписью «Стритрейсер» на русском языке и двумя огромными глушителями. Он по очереди обогнал наши задние машины, а теперь крайне грязно сделал и нас.

Таких людей я никогда не понимал: ну пропустил бы встречного и спокойно обогнал сразу всех. Зачем заставил нас резко тормозить?

— К чему ж он второй приделал? — искренне заинтересовался я глушителями.

— Я бы тебе объяснил… — пообещал Ефим, хищным глазом прицеливаясь в нарушителя правил дорожного движения.

Его нога уже мяла газ, а рука — кнопку вызова на рации.

— Второй! Говорит Третий!

— Слышу, Второй! — ответил передний экипаж.

— Давай пацана отрихтуем!

— С удовольствием.

Этих парней о глупостях упрашивать не надо.

Теперь дорога была совершенно пустая, и «девятина» собралась податься влево, чтобы обогнать второй экипаж.

Но не тут-то было! Наши ребята были ни на йоту не умнее этого придурка. Второй тоже принял влево, загораживая ему дорогу. А Ефим добавил газу и подвел свой «кенгурятник» буквально вплотную к багажнику «девятки».

Но этого ему показалось мало.

— Банзай! — азартно заорал профессор, давя на газ. Второй тоже пришпорил, но далеко зад от наказуемого не убирал. «Девятке» деваться было некуда: обгонять не давали, отстать — тоже. Тащили его так минуты три, не меньше, пока не показалась встречная.

— Третий, отпускаем баклана, — просипела рация.

— Разрешаю закурить и оправиться, — смилостивился Береславский, сбрасывая скорость и уходя вправо.

«Девятина» не стала искушать судьбу дальше, закивала правым подфарником — до этого до обозначения маневров она не снисходила — и пришвартовалась к обочине.

Пожалуй, Ефим правильно сказал. Не знаю, курящий ли он, но оправиться ему точно не помешает. А может, почиститься.

— Ефим, ты уверен, что все сделал правильно? — спросил я нашего водителя.

— Не очень, — извиняющимся тоном сказал Береславский.

Ну хоть не упорствует в глупости, и то слава богу.

— Тот парень на «девятке» — хулиган, но и ваши друзья не лучше, — деликатно сказала Смагина, упомянув в числе «не лучших» только друзей.