Искушение - Леонид Левин

Все закончилось. Все четверо зарезаны. Смертники были настолько парализованы страхом, что не издали не одного звука, не шевельнули пальцем в попытке освободиться, бороться за свою жизнь. Теперь их тела сучили судорожно, дергали в конвульсиях ногами, елозя дырявыми носками по уже не зеленой, а грязно-бурой, мокрой, мерзкой траве.

— Аллах Акбар! Аллах Акбар! — Прокричали несколько голосов. Палач деловито осмотрел нож, вытер о тельняшку последнего убитого им человека и сунул в ножны. Внимательно оглядел брошенные на траву вещи. Выбрал камуфляж, приложил к своему нескладному длинному телу. Свернул и молча сунул в вещмешок. Взял один из бронежилетов и надел. Остальное быстро разобрали боевики.

Теперь они повернулись к нам. Тело покрылось холодным потом. Неужели конец. Надо, что-то делать, бороться. Но предательская слабость вползла в мышцы, замедляя реакцию на окружающее, притупляя чувства. Мной завладела непривычная тупая аппатия.

— Сопротивление бесполезно. Будь, что будет. Это — конец. Только скорее бы… — вяло крутилось в голове. Посмотрел через силу на свой экипаж, мысленно прощаясь с каждым. Пустые глаза, свешенные на грудь головы. Никакого порыва к сопротивлению. Это — все.

Закончив с омоновцами и разделив между собой их добро, чеченцы подошли к нам.

— Военные? Кто командыр?

— Я - командир экипажа. Вертолет, сами видете, гражданский, принадлежит частной фирме, занимающейся восстановлением разрушенного жилья. — Старался говорить спокойно, не выдавая внутреннего напряжения, убедительно.

— Частных вертолетов нэ бывает! Нэ нада нам врат! Расстегни ворот!

Не понимая зачем, я подчинился.

— Еще, шире! Где медальон?

Вот оно что! Свой армейский медальон я не носил на шее еще с армии. Не нравилось мне это, было какое-то нехорошее предчувствие. Таскал его в часовом карманчике брюк, забывая, находя, чертыхаясь, перекладывая из одних в другие. Сейчас он мирно лежал вместе с остатками армейского добра в далеком Харькове.

— Откуда? Я же говорю, экипаж и вертолет частные, гражданские. Вот на борту эмблема, возим строителей.

— А эти? — Он кивнул головой на застывшие, скрюченные тела.

— Это — охрана…

— Охрана… Мирным людям нэ нужна такая охрана…

Бесцеремонно расталкивая сгрудившихся вокруг экипажа боевиков подошел командир с пачкой наших документов в руках. Он гортанно скомандовал своим людям, повелительно махнул рукой. Чеченцы мгновенно повиновались, потеряли к нам интерес, начали собираться, подгонять оружие, амуницию. Экипаж оставили в покое.

— Опустите руки и идите к пассажирам. Строители тоже могут опустить руки. Я проверил документы. Вы действительно не военные пилоты. Не участвовали в этой проклятой войне. Вас не тронут, не бойтесь. Что с вами всеми делать, решим на базе. — Чеченец говорил по русски почти без акцента, свободно, правильно.

Опустив онемевшие руки, подошли к сгрудившимся в кучку строителям и словно кули с телеги свалились на землю.

— Повезло, что у тебя нет медальона. — Прошептал второй пилот, а я, дурак, сохранил и таскаю как амулет. Вот послали бы его маме…

— Влипли. По самые уши.

— Хуже не придумаешь. Что делать будем, братцы?

— Первое и главное, не рыпаться и не проявлять избыточный героизм. Не нарываться на неприятности. Их и так хватает. Дальше — посмотрим.

Боевики окружили нашу группу и колонна двинулась в путь, держа направление на юг, в сторону гор. Шли быстро, без остановок и привалов. Изредка старший связывался по рации с невидимым собеседником, уточнял маршрут, отклонялся в стороны, видимо, согласно полученным разведданным, обходя позиции федералов.

Да, это конечно банда, но банда тренированная, обученная, умеющая пользоваться средствами связи, картой, дисциплинированная и профессиональная. Страшно даже думать, что ей противостоят грязные, измученные, голодные, прослужившие всего по несколько месяцев, ничего не знающие, не понимающие и толком не умеющие вчерашние шалопаи школьники с тонкими худенькими шейками, с цыпками на пальцах. Вон как даже контрактников обкорнали, без одного выстрела, те и не пикнули.

Бандиты продолжали движение и с наступлением темноты. Идущие впереди знали район словно собственную кухню и практически не сбавляя темпа шли по горной тропинке. Наконец горы раздвинулись и показалось село. Темное, без огоньков в окнах, безлюдное. В ночной тишине конвоиры и пленники вошли в один из дворов, пройдя через широко распахнутые ворота из плотно пригнанных друг к другу досок.

Группу пленных загнали сначала в сарай, а после недолгой гортанной перебранки, в обширный подвал дома. Все были измучены непрерывным многочасовым переходом. Особенно женщина. Обессиленная, со стоном она опустилась на цементный пол, вытянув усталые ноги в кросовках. Загремел замок, звякнула цепь. Заперли без воды, пищи. Стало ясно, что эти люди церемониться с нами не намерены.

Делать нечего. Все постепенно присели возле стен, выбирая места почище и потеплее. Некоторые, наиболее активные, разбрелись стараясь найти в темноте ночного погреба какую-нибудь подстилку, доску, вязанку хвороста, тряпку наконец, чтобы не лежать на голом полу. Как это ни странно но ни со строителей, ни с экипажа не сорвали куртки, плащи, при обыске забрали лишь найденное в карманах, да часы. Через некоторое время люди как-то устроились. Но сон не шел, нервное напряжение прошедшего дня не отпускало. В голове прокручивалось увиденное, убийство контрактников, переход в горы.

Прошло около часа, и в замке вновь провернулся ключ, звякнула цепь и острый луч фонарика, перескакивая со стен на пол подвала, выхватил из мрака испуганные лица людей.

— Эй! Кто командыр вертолета? Ты? Иды, наш командир с тобой гаворыт будэт. Быстрей, давай.

Руки товарищей по несчастью легли на мою здоровую ладонь в крепком дружеском прощальном рукопожатии. Последнее молчаливое напутствие перед неизвестным. Это все, что ребята могли сделать, и я был благодарен им. Встал, отряхнул по инерции куртку и брюки и вылез к боевику.

— Я - командир экипажа, пошли.

— Туда. — Бородач взял меня за плечо и развернул в нужном направлении. Перейдя через двор вошли в правое крыло большого кирпичного дома, блестящего в лунном свете стеклами темных окон. Пройдя коридор конвоир постучал в одну из дверей и, дождавшись ответа, распахнул ее передо мной. Комнату освещала горящая на столе керосиновая лампа, окна плотно зятянуты темной материей. Вот почему с наружи дом казался безжизненным, необитаемым. Просто соблюдалась нормальная светомаскировка.

За столом сидел командир, а может главарь, банды. Перед ним стопками лежали изъятые документы, немного в стороне — личные вещи, часы. В руке он держал вынутую из моих документов старую афганскую фотографию. Там я еще в форме, с разведчиками, на фоне боевых вертушек. Все — спалился майор.

— Садись, майор. Ты, мой гость.