Искушение - Леонид Левин

Из внешнего мира доносилась только тщательно отсортированная и просеенная хозяевами-чеченцами информация о происходящих событиях. Неожиданно на слуху появился генерал Лебедь и тут же начал пользовался у боевиков огромной популярностью и уважением. После заключенных в Хасавьюрте мирных соглашений, фактически подтверждавших статус независимой Чечни и её победу в этой несчастливой для России войне, чеченцы плясали всю ночь национальный воинственный танец, пели песни и палили в Луну из всех стволов. Через несколько дней Гоша с гордостью демонстрировал вырезанную из российской газеты фотографию бравого, немного под шафе генерала, облаченного в презентованную победителями белоснежную бурку и такую же сдвинутую набекрень папаху.

Руками, радостно скалящийся отставной воитель, сжимал дареную шашку в дорогих ножнах, а крепкими лошадиными зубами намертво прикусил непомерно длинный, кажущийся шутовским на фоне воинственных причандалов мундштучок с сигареткой.

— Вот кто понял чеченцев, наш гордый народ, нашу вольную душу, — потрясал фоткой бывший спецназовец. — Боевой генерал! Не то, что эти паркетные дешевки, продажные шаркуны. — Пародоксально, но Гоша с одной стороны болезненно воспринимал бедственное состояние и нелепое, безответственное руководство российской армией, ее поражения, а с другой радовался победам боевиков, в кои и сам вносил посильный вклад. Откровенничал правда только со мной, на ходу, не задерживаясь.

Я не стал комментировать увиденное. Больно стыдно. Вернувшись в подвал, рассказал все своим товарищам по несчастью.

— Говоришь, в бурке, с саблей? — Удивился второй пилот. — Не подобает это русскому генералу. Кем он служил в Афгане? Не припомните?

Механик развел руками, мол откуда, столько воды утекло, я тоже покачал отрицательно головой. Мы знали, что Лебедь прошел Афган, но в те времена встречаться с ним не пришлось.

— Наверно ротой, батальоном командовал.

— Так, что же его боевым генералом чечены кличут? Боевой генерал — это генерал командовавший войсками в бою, одерживавший победы. А какие такие победы генерал Лебедь одержал? Не припомню.

— Он у Белого Дома, на стороне демократов воевал. — Встряла в разговор женщина-строитель. С его танка сам Ельцин выступал.

— Это не то. Там войны как-раз не наблюдалось. Сам присутсвовал, знаю. — Возразил ей пожилой прораб. — Страшно было жуть, а до войны дело не дошло.

— На стороне демократов… Да он только и делал, что то отводил бригаду, то вновь гнал к Белому Дому. Прикажет Ельцин — он Есть! Прикажет маршал — снова Есть! Так и докатался до заместителя Главкома ВДВ. — Уточнил второй пилот. Сам я молчал, далеко находился в те дни от Белого Дома. Но наслушался от людей многого, сложил свое мнение. Теперь не интересовали меня ни белодомовские события, ни люди в них участвовавшие. Видел в то время другие картинки, похлеще.

— Ладно, пусть не у Белого Дома, не в Афгане, а в Приднестровье он уж точно всех пораскидал, умиротворил. — Не унималась почитательница Лебедя. — Вот и здесь, на Кавказе, только появился сразу мир установил. Соглашения заключил.

— Черт его знает, как и сказать о Приднестровье. Лично мне, более симпатичен тот комбат саперного батальона, что не выдержал, поднял по тревоге личный состав и своими, страшно ограниченными силами отбил первую, самую серьезную атаку молдавской полиции, создал костяк будущих вооруженных сил Республики. Лебедь же тянул до последнего, выжидал, а потом пугнул, побряцал железом, пообещал накостылять и тем, и другим. Не разбираясь. Приднестровье-то, совсем другого ждало. Я, считаю, не умиротворил генерал, просто загнал ситуацию в патовое состояние, а сам перебрался спокойненько в Москву. Нет, парни, не люб мне, что-то этот кавалерийский генерал, ох не люб. Но, это лично мое мнение. Никому не навязываю. — Подвел итог второй пилот.

Обитатели подвала много спорили, обсуждая ситуацию по тем отрывочным сведениям, что достигали нашего узилища, но к окончательному решению, общему для всех так и не пришли.

Стали короче дни. Начались дожди. Вместе с утренними заморозками пришло долгожданное освобождение. Первым об обмене сообщил сияющий от радости Гоша. Он сделал все, что мог для обмена, но сам на заключительном этапе присутствовать по каким-то соображениям не мог. Бог с ним. Мы не стали прилюдно показывать чувства, только пожали друг другу руки на прощание. Считанные минуты заняли сборы. Рассаженные по потрепанным Нивам едем извилистой горной тропой вниз, на равнину. К свободе.

Дорога ведущая на волю разбита, покрыта серой, вязкой, какой-то ненатуральной, полужидкой субстанцией, лишь отдаленно напоминающей нормальную российскую грязь. Машины пробуксовывают, скользят, но водители не сбавляя скорости, в волнах и брызгах жижи, проходят крутые повороты, пологие спуски. От шоферского ухарства замирает сердце. Весь этот слалом напоминает последний вылет, когда подобными виражами уходили от обстрела зениток. Тогда это имело смысл, а сейчас? Все, к счастью закончилось благополучно. Возле небольшого сельца нас высадили из машин. По колено в грязи, чертыхаясь, еле вытягивая вязнущие ноги, побрели к месту обмена, конвоируемые чеченцами.

Какой дурак надумал проводить обмен именно здесь? На небольшой площадке, такие же как и мы заляпанные грязью, стояли российские солдаты и офицеры. Позади них разложены непонятные, продолговатые, тюки или снопы, прикрытые завазюканными, потерявшими цвет, грязными, солдатскими, грубого сукна одеялами с неприменными полосками.

— Привели? Всех? — Спросил офицер старшего из чеченцев.

— Всэ здэс, началнык. Посмотри, здоровые, сытые, цэлие. В плэн хуже брали. Самы нэ ели, их кармыли. Нэ в плену, в гастях билы.

— Ладно. Предъявите ваши документы, я сверю со списком, — Хмуро оборвал его федерал, всем видом давая понять, что гражданские пленники, всего лишь досадная обуза, довесок к чему-то действительно для него, как военного человека, нужному и важному.

Люди по очереди называли себя, передавали офицеру документы и переходили через невидимую черту на сторону армейцев.

— Так, с этим делом закончили. Все действительно в полном порядке. Теперь о двухсотых. Не вижу пока. — Обратился к чеченцу офицер. Звания его разобрать я не мог, погоны скрывались под откинутым меховым воротником куртки.

— Опаздывают люди, выдыш какой дороги. Грязь. Подождем, покурым.

С обеих сторон закурили. Потянулись струйки дыма. Солдаты великодушно предложили курево и освобожденным. С непривычки немного закружилась голова. Последний раз я курил в гостях у Гоши. Потом, мы редко встречались. При встречах не просил у него ничего для себя лично, а он и не предлагал. Пленникам же курева не полагалось, видимо не хватало самим чеченцам.

Наконец, шлепая подспущенными скатами по грязи, появился старенький, с простреленной и залатанной фанеркой, кабиной, принадлежавший раньше армии Урал. Боевики залезли в кузов и начали вынимать замотанные в обрывки палаточной ткани тела солдат. Трупы переносили на сторону федералов и складывали рядком возле нашей группы.