Дурная кровь - Даха Тараторина

Хорошо сидели, добро. Выпивали, ели, что Боги послали. Отто никого не попрекнул, не потребовал платы, отнесясь к каждому из гостей как к родному.

— В этот лес я боле никого не пущу, — нахмурился он на густые сумерки, что так и норовили чёрной лужей переползти через подоконник. — Нагулялись уже, хватит.

Пацанёнок вытер нос рукавом и как бы невзначай придвинулся к медведю, а тот опустил на его плечо огромную длань и, успокаивая, сжал.

— Больше — никого, — тихо повторил мальчишка.

За окном принялись кружить белые мухи. Сначала одна пролетела на разведку, за ней вторая, а там и целый рой. Носились вверх-вниз, гонимые бураном, всё норовили прилечь, где поуютнее, но снова вскакивали, заслышав свистящее завывание, точно вспугнутые бабочки с цветов. Верд смотрел на этот танец и всё вспоминал, как плясала у костра дурная девка, пуская по ветру белоснежную косу, перескакивая с места на место, как та снежинка, завораживая и усыпляя. А тут ещё очаг под боком, сказки страшные про неведомое чудище сказывают. В сказках что хорошо? Что сам сидишь в тепле, сытый, что смотришь в темноту и знаешь: ей, темноте, не влезть в хату, не победить благословлённый Богами огонь. Темнота может лишь стонать ветром, царапать стены ветвями и злобно пыхтеть, поскрипывая снегом под тяжёлыми лапами…

— Тихо! — приказал вдруг наёмник, поднимая руку.

— А что… — начал пацан, но Отто одним привычным движением заткнул ему рот так и оставшейся в котелке цельной морковкой.

Ветер завывает не так. И не скрипит, утаптывая свежевыпавший снег.

Приложив палец к губам, Верд подкрался к двери и неслышно задвинул засов. Хороший засов, дубовый, свежий и крепкий. Такой от дикого зверья разве что ставят где-нибудь в глуши, а не на опушке в одном переходе от города. В хлеву, где они оставили лошадей, имелся такой же.

Наёмник долго прислушивался, но снег, как на зло, замолчал. Лесная мгла укрывала любого, кто мог притаиться снаружи, будь то оголодавшая волчья стая или кто похуже. Вернувшись к столу, он вполголоса поинтересовался:

— Кто видел его?

Косой подскочил, выпячивая грудь, чтобы дать присутствующим урок монстроведения, да так и сел, проглотив набранный воздух. Храй тоже мотнул подбородком:

— У страха глаза велики. Может то и правда одна тень была…

Взгляды скрестились на пацанёнке. Кто там тушу тащил? Но тот спрятался под мышку Отто и не то что говорить, дышать боялся. Пришлось пытать медведя, но он вместо ответа лишь дёрнул культёй — ясно, что не белочка отгрызла.

— Размер какой? Как выглядит? — деловито допрашивал охотник.

«Полезет ли в дом?», хотел спросить, да поглядел на колдунью и не стал пугать.

Санторий до того шумно сглотнул слюну, что таки пришлось подать голос, когда все воззрились на него:

— Нас пятеро мужиков. Ну, четверо с половиной…

— Я те дам половину, — снял и бережно сложил очки Отто, — Моя половина понадёжнее, чем трое таких, как ты, — пацан не убоялся выглянуть и скорчить служителю рожицу, чтобы не сомневался.

— Хорошо, пятеро… без половины, — съехидничал Санни. — Кто бы там не шлялся, вместе положим.

Хотел охотник холодно поинтересоваться, не сбежит ли Санторий и в этот раз, да вдруг понял, что не тянет боле лишний раз уколоть друга. Что было — то прошло. Санни не единожды с начала пути рисковал животом, чтобы исправить былое, так что же снова вспоминать?

— Положим, — согласился он.

— И сами рядом ляжем, — жестоко отчеканил медведь. — Я к этой твари — ни ногой, — Талла зажала рот ладошкой, чтобы не рассмеяться неуместно, — Хватит, наша семья навоевалась уже.

— И за жену отомстить не хочешь? — прищурился наёмник. Легко догадаться: засов свежий, явно после чего-то нехорошего вытесан, пацан, хоть и похож неуловимо на Отто, всё ж смазлив, пошёл в мать и, учитывая, как неловко помогает по хозяйству, потерял её недавно. Жмётся теперь, цепляется за батю, точно боится и вовсе один остаться. Верд знал это чувство, вот только ему в своё время жаться было не к кому…

Отто глядел тяжело, хмуро. Так смотрит тот, кто жалеет о принятом решении, но менять его не собирается. Верд так же смотрел на Таллу все последние дни.

— Месть хороша, когда терять нечего. А у меня сын. Оставить его одного, думаешь, лучше? Али, может, вместе нас на чудище отправишь? Нет уж, сколько он по лесу ходит, к нам ни разу не забрался. Скот даже не тронул. Разве что мимо прошелестит. А… А жену мою он в лесу схарчил, меня там же пожевал. Нет, за просто так в избу тварь не сунется.

Но тварь сунулась. Завизжала высоко-высоко, почти пискляво, так, что заложило уши, и ударилась в стену всей тушей. Казалось, дом содрогнулся, как недавно дом купца Хоря. Но этот, благо, выстоял. По крайней мере, после первого удара.

— Не сунется? — Верд обнажил оружие и занял позицию сбоку от окна, пытаясь понять, одно ли пугало, и с какой стороны ломанётся в следующий раз.

— Раньше не совалась…

— Господин служитель, отпустите грехи! — торопливо решил обеспечить себе Божью милость косоглазый спорщик.

Санторий, ныне тоже вооружённый кой-чем, упёртым из запасов солдат короля, в одной руке сжал короткий меч, во второй — длинный нож. Тем же ножом походя благословил мужичка:

— Всё, теперь ты святой. Можешь проситься к Богам четвёртым.

— А ты-то куда?! — Верд попытался прижать дурную к стене, чтобы не высовывалась.

— Я помогать! — за неимением оружия она по-боевому сложила кулачки, заставив Верда даже в столь опасный миг усмехнуться. Нашлась помощница!

— Прячься иди, дур… сумасшедшая! — нет уж, монстр-монстром, а лишний раз выдавать колдунью незнакомцам не следует. В глуши одно, а тут, где отправить гонца с весточкой к солдатам — дело половины дня, не след.

Она бросилась на него, точно и правда умалишённая, вцепилась в ворот рубахи, тот аж затрещал:

— Это я сумасшедшая? Я?!

— Ну ты, — подтвердил Верд. Глядя в эти сверкающие синие глаза, кто угодно бы подтвердил, кабы не убоялся, что девчонка его покусает.

— Да сам ты!

Колдунья упрямо топнула и осталась рядом.

На цыпочках подкравшись к окну, Храй тоже выглянул:

— Ушёл?

Не ушёл. Ровно в этот самый миг зверь шарахнул ещё раз, аккурат под окном, едва не вырвав то с корнем. Пузан заверещал, как девица, попытался вспрыгнуть на руки к тому, кто ближе стоял. Но ближе всех стояла Талла, а она удержать мужика никак не могла, поэтому он тут же свалился, напоследок утащив с собой в качестве компенсации шапку колдуньи.

Белоснежные волосы рассыпались по плечам. Храй удивлённо потряс убор, отполз назад, не решаясь встать в полный рост, и шёпотом, не способным скрыть ужас, зачастил:

— Дурная! Дурная девка! Как есть дурная! Это она беду накликала! Прежде зверь никогда в избу не лез! Это она всё, она! Отто, дурная девка!