Давай сыграем в любовь - Ники Сью

Глеб поднимается тоже, но под конец бросает Ставицкому просьбу. — А ты выясни, кто за этим стоит.

— Я что тебе местный Шерлок? — закатывает глаза Арс.

— Выясни, — оборачиваюсь на него. — По-братски, а?

Он не отвечает, но я и так знаю, что Ставицкий не подведёт. Информация про того, кто разместил видео, будет у меня в руках в худшем случае уже этим вечером, в лучшем- через пару часов. Что я буду с ней делать — не знаю. Но это пока.

— Пошли, — тянет меня Глеб к лифтам. — У них в триста второй пара.

Лифт как назло едет, кажется, безумно медленно. А уж когда мы выходим, я едва не бегу, так меня подрывает эта ситуация. Дергаю дверь в их аудиторию и становлюсь свидетелем чего-то максимально по-детски убогого. Какой-то парень пристроился позади Ивлевой, двигается взад-вперед, а народ радостно ему улюлюкает.

Даже если бы мне не нравилась Лиса, я бы все равно уроду врезал. Потому что есть какие-то этически принципы, правила, против которых идти нельзя. Что бы не писали про Кристину, как бы сильно она им тут не врезалась костью поперек горла, то, что дебил позволяет себе — ту мач. И я бью его. А у самого желание не просто ударить — разнести вдребезги. Лицом об асфальт. С ноги в живот. До криков. До мольбы пощадить. Бить, пока из костяшек рук не будет катиться струями кровь.

— Ты заступаешься за девчонку, которая за бабки ублажает других? Или ты не видел тот рилс в соцсетях? — спрашивает кто-то.

— Это мое видео! — взрываюсь окончательно я. Мой, еще не до конца охладевший мозг, понимает, что из этого дерьма Кристину я могу вытащить только став ее живым щитом.

— На нем я… и моя девушка. Так понятнее?

И тут я ничуть не вру. Потому что в моей голове я эту девчонку себе присвоил. Как только увидел ее затравленный вид, и то, что кто-то вообще посмеет коснуться ее губ, лапать Крис, все вдруг встало на свои места. «Она должна быть моей», — звучит отчетливо, сигналом к действию. Плевать как. Плевать, что придется поступиться принципам и стать мальчиком на привязи. Я слишком хочу ее рядом. И слишком не хочу отдавать ее никому. Вообще никому. Точка.

После моей реплики народ замолкает. И лишь та девка, Лейла, кажется, продолжает снимать происходящее на камеру. Тогда я переступаю через лежащее мужское тело, подхожу к ней, выхватываю мобильник и кидаю с психу его в стену.

— Ты больной? — пищит она, а у самой глаза как две копейки.

— Да, — мой ответ звучит резко, в голосе сталь. — А ты думала, просто так от меня пол универа шарахается?

Молчит. Все вообще молчат. Тогда я обвожу каждого в этой аудитории разгневанным взглядом и предупреждающе говорю:

— Обижать мою девушку — значит, переходить дорогу мне. Надеюсь, ясно выражаюсь?

И снова молчат. Теперь только головы склонили, вжав их в плечи. Видно, испугались. Даже тот придурок, которому я врезал, сидит не рыпается. Поучительные действия закончены значит.

— Гор, — обращаюсь к Глебу, который уже пристроился рядом с Дашкой. — Прикрой нас.

— Базару нет, — кивает он, позволяя мне уйти. Не одному, конечно.

Беру Кристину за руку и вывожу ее из аудитории под внимательные взгляды. Она, правда, не дергается, спокойно следует за мной, подыгрывая нашему маленькому спектаклю. Хотя, может, это уже и не такой уж фарс? Посмотрим…

В коридоре мы останавливаемся, вернее Ивлева вырывает руку. Взирает на меня своими большущими ангельскими глазищами, губу кусает, рукава на ладони натягивает. И такой она мне вдруг видится беззащитной, нежной, абсолютно моей. Вот будто ее создали специально, чтобы однажды познакомить со мной. Всучить в мои руки и позволить творить всякие пошлые вещи.

— Как ты? — приваливаюсь спиной к стене, засунув руки в карманы брюк. При этом взгляда от Кристины не отвожу, не могу банально. Она как магнит чертов, к которому меня тянет. Как наркотик, дурман… И мне каждый раз мало.

— Зачем? — наконец-то произносит она, довольно громко, правда, голос дрожит. — Зачем ты это сделал?

— Что именно?

— Зачем влез в эту грязь? Теперь все думают, что мы вместе? Господи, Соболев… — Лиса шумно вздыхает и снова кусает губы. Секунда-другая. На меня каждое ее движение действует подобно сигналам к действию.

— Будет повод попробовать, — стараюсь шутить, но Крис то ли не вникает в суть моих слов, то ли даже их не слышит.

— Ты не понимаешь, чем это обернется? Я… Скажи, ты не причастен к видео?

— Нет, — спокойно и быстро отвечаю. Злит немного, что она на меня подумала, с другой стороны, вполне логично. Я же выкладывал тогда отрывок из ее книги. Да и слухи обо мне ходят всякие.

— Я не понимаю, — на выдохе произносит она, будто запыхалась говорить все это. — Я тебя не понимаю. Что ты хочешь, зачем ты так себя ведешь, Руслан… я…

Дальше договорить ей я не даю. Надоело слушать этот бессвязный поток. Делаю шаг к ней, хватаю пальцами за подбородок, сжав его, и тяну к себе. Она размыкает губы и в этот момент я накрываю их поцелуем. Проталкиваю свой язык в ее рот. Жадно. Пошло. Сладко. Не целую ее, нет, будто пожираю. И мне до того в кайф от происходящего, что напряжение вмиг отпускает. Волна возбуждения одна за другой накатывают, давно так хорошо не было. До ломоты.

Развожу коленом ее стройные ноги, а сам руками скольжу по спине Кристины, плечам, и почти добираюсь до женственных бедер, желая как следует их сжать, как она резко отстраняется от меня. А потом и вовсе заряжает мне смачную пощечину. И этим своим действием в очередной раз вводит меня в тупик, разрушает ту чертову узкую тропу, что чудом появилась в непроглядной тьме.

— Ну что на этот раз не так? — не выдержав, прикрикиваю я.

— Хочешь правду? Хорошо, — кивает она, будто собираясь с духом. — Да, ты мне нравишься. Но это не повод использовать меня как одну из сотки своих девок. Я хочу по-настоящему, слышишь? Хочу на свидания ходить, хочу чтобы меня за руку держали, хочу слышать слова любви. А главное, быть уверенной в том, что после одного раза у нас ничего не закончится. И если ты мне не можешь дать этого, нормальных отношений, нам никогда не будет по пути. Понимаешь?

Молчу. Потому что понимаю. Каждое ее слово. А еще больше понимаю, что никогда особо не был в отношениях. Тех, о которых говорит Кристина.

— Молчишь? — с какой-то грустью и надрывом в голосе спрашивает