Это по-настоящему - Эрин Уатт
Шрифт:
Интервал:
Мечтаю, чтобы у меня были ответы, но, похоже, в последнее время вопросы – это все, на что я могу рассчитывать.
– Спасибо, – благодарю я.
– Пожалуйста.
Мы на мгновение встречаемся взглядами. Кажется, Окли хочет добавить что-то еще, но тут машина останавливается, и мы сразу же отводим глаза.
– Приехали, – сообщает Большой Ди.
– Ты была когда-нибудь на студии? – спрашивает Окли, пока мы ждем открытия ворот. Особенный момент уже прошел, но я чувствую тепло и нежность в груди, пряча подаренный рецепт в холщовую сумку.
– Нет, – отвечаю я.
– Ну, тут нет ничего особенного. Комнаты со звукоизоляцией, много аппаратуры. Хочешь, проведу тебе экскурсию?
Возле ворот толпятся фотографы, которые, видимо, караулят приезжающих музыкантов. Они пытаются привлечь внимание Окли, а некоторые даже выкрикивают мое имя. Но Большой Ди закрывает Окли, а тот словно бы их не замечает.
– Конечно, – говорю я.
Здание студии двухэтажное.
– Наверху офисы, на первом этаже три звуконепроницаемые студии и наверху еще одна.
– Как это вообще работает?
– Зависит от того, какие отношения в группе.
– Серьезно?
– Да. – Он распахивает одну из дверей и пропускает меня вперед. – Если все в нормальных отношениях, то записываются все вместе. В другом случае студийная группа записывает мелодию, а потом все музыканты приезжают по отдельности и записывают свои партии. Потом звукорежиссер сводит все вместе, а потом те снова приезжают и записывают вокал.
– Похоже, это довольно сложно.
– Когда группа как большая дружная семья, то попроще, конечно.
В комнате стоят угловые кожаные черные диваны, пара табуретов, подставки для гитар и синтезатор.
– А барабанов нет? – спрашиваю я.
– Нет, барабанщики – самые ужасные люди. У каждого своя техника, а самые лучшие вообще не соглашаются записываться на чужом оборудовании.
Окли позволяет мне осторожно потрогать некоторые инструменты, а потом открывает дверь в следующую комнату – там гора аппаратуры с лампочками и ползунками, три огромных экрана и еще диваны. Повсюду пивные бутылки и стоит тяжелый запах табака.
– Воняет, да? Рабочее место Рена Джейкобса. Он гениальный звукач, но дымит как паровоз. Если бы он не был таким крутым, его бы давно выперли.
– Ты здесь не записываешься?
– Не-а. К счастью, этому инструменту автотюн не нужен. – Он касается собственного горла.
– Что это такое?
– Компьютерная программа, позволяющая звукорежиссеру менять высоту звуков, чтобы все попадало в ноты. Но я просто пою, пока не получится, а потом мой звукорежиссер собирает кусочки в один трек. Так уходит больше времени, но зато я точно знаю, что звучание настоящее. Ну так вот, здесь у нас разные микшеры – аналоговый и цифровой с несколькими дорожками…
Он показывает на аппаратуру, а я смотрю на его руки: мышцы напрягаются. Наверное, если бы у меня были такие, я бы тоже ими гордилась. Они действительно впечатляют.
Окли замечает, куда направлен мой взгляд, и понимающе подмигивает:
– Вся аппаратура здесь ультрасовременная.
Неужели я так заметно пялилась? Вот черт!
– Почему ты такой…
– Красивый?
– Нет. Накачанный. Ну, зачем тебе вообще мышцы? Тебе самому это нравится, или ради имиджа, или еще по какой-то причине?
Он засовывает руки в карманы:
– Ездить в туры – тяжелая работа. Нужно быть физически крепким. И, не буду врать, это положительно сказывается на продажах. А еще нравится девушкам.
Хорошо, что в этот раз он не подмигивает, а то я бы точно ему врезала. Но он прав: на него действительно приятно смотреть.
– Почему тебе так хочется работать с Донованом Кингом? – спрашиваю я, когда мы опять выходим в коридор.
– Что-то ты сегодня так и сыплешь вопросами.
Я пожимаю плечами.
– А ты – ответами.
Он останавливается и прислоняется к стене, а я встаю напротив.
– Кинг – гений. Он может вытащить из тебя музыку, о существовании которой ты даже не подозреваешь. Я уже два года пытаюсь что-нибудь записать, сменил четырех продюсеров, работал с десятком текстовиков. Джемил с самыми разными музыкантами – поп, рок, регги, даже рэп. Даже с ансамблем а капелла. Но потом, когда я это слушал, получалось все одно и то же – как три моих предыдущих альбома. Можно было бы вообще ничего не записывать, а просто взять старое, перемешать и выпустить. – Он в волнении запускает руку в волосы. – Но я не хочу так делать. Мои поклонники тоже бы это не одобрили. И уж точно не собираюсь снова ехать в тур и петь те же самые песни. Даже от одной мысли, что придется еще раз поехать в турне с тем же самым материалом, хочется утопиться в океане. – Он еще раз потирает голову, потом слегка наклоняется и смотрит на меня.
– Когда ты выступал в клубе, всем казалось, что ты поешь именно для них. И неважно, в каком стиле, – люди все равно хотят тебя слушать.
– Очень мило с твоей стороны.
– Разве я когда-нибудь была милой? – Мы оба фыркаем. – Просто это правда. Я бы хотела хотя бы наполовину так погружаться во что-то, как ты погружен в музыку.
Он наклоняет голову набок:
– А как же рисование?
Я отмахиваюсь.
– Это просто хобби. Я не собираюсь становиться художницей. – Я делаю паузу. – Планирую получить диплом педагога.
– Но если ты этим не увлечена, тогда зачем?
– Мои родители были учителями. – Я пытаюсь объяснить ему то, что не до конца могу объяснить даже самой себе. – Папа преподавал естествознание в средней школе, а мама была классным руководителем в четвертом классе.
– Тот возраст, когда дети еще не превратились в маленьких мерзавцев.
– Ну примерно. И они… мы все были счастливы.
– Угу. – Он медленно кивает. По его лицу я вижу, что дальше можно не объяснять – он понимает, что мои планы на будущее неразрывно связаны с тем, что я потеряла в прошлом.
Но быть учительницей – это, по крайней мере, благородно. Ну, или мне раньше так казалось. Я хочу сказать, надо же выбрать хоть что-нибудь. Нельзя прожить всю жизнь без малейшего представления о том, чем заниматься. Мне нужен вектор движения, и заняться тем же, чем занимались родители, вполне логично.
Верно?
Меня угнетает собственная неопределенность, поэтому я спешно меняю тему:
– А ты тоже был маленьким мерзавцем?
– Еще каким. Только я был на домашнем обучении с тех пор, как записал первый альбом. Так что никакого веселья, – слегка уныло говорит он. – Но если ты действительно хочешь быть учительницей, это здорово. У тебя отлично получится.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!