Ад в тихой обители - Дэвид Дикинсон
Шрифт:
Интервал:
Репетиция «Мессии» Генделя закончилась. Воэн Уиндхем и его хористы сложили свои ноты, музыканты зачехлили инструменты. По мнению хормейстера, все шло неплохо. Еще несколько дней, и с отработанной труднейшей частью «Младенец родился нам» можно будет пройти ораторию целиком.
Подойдя к юным певчим, леди Люси вновь, уже не в первый раз, заговорила с двумя мальчиками. И только собиралась пригласить их к себе на чай, как резкий голос прервал ее:
— Когда все разойдутся, нам с вами предстоит кое-что выяснить, леди Пауэрскорт, — бросил Уиндхем.
Интонация показалась леди Люси резкой, даже угрожающей. Неужели нельзя и слова сказать милым, совершенно запуганным малышам без позволения их руководителя?
— Извините, леди Пауэрскорт, — холодно произнес хормейстер, оставшись с ней наедине под сводами церкви Святого Николаса. — Я заметил, что вы при каждом удобном случае пытаетесь общаться с младшими членами хора. Это запрещено.
«Говорит, словно немец», — подумала леди Люси, невольно вспомнив частенько звучавшее из уст учительницы немецкого языка строжайшее «verboten»[46].
— Но почему, что тут плохого? — спросила она. — Разве я не могу всего лишь пригласить мальчиков в гости?
— У певчих, леди Пауэрскорт, в эти дни очень много работы. Помимо «Мессии» им надо подготовить ряд новых, чрезвычайно ответственных партий для исполнения на юбилее собора. Хористов сейчас нельзя отвлекать.
— Это совсем не входит в мои планы, — сказала леди Люси, удивленная тем значением, которые придавал хормейстер неким новым произведениям для юбилейного концерта. Стоило бы обсудить его странную озабоченность с Фрэнсисом.
— Если ваше вмешательство в мою работу не прекратится, леди Пауэрскорт, вы не оставите мне выбора.
— Какого выбора?
Разговор принимал почти скандальную тональность.
— Вы не оставите мне выбора, — сурово повторил хормейстер. — Я удалю вас с репетиций.
Круто повернувшись, Воэн Уиндхем пошел к выходу. Леди Люси ни разу в жизни никто ниоткуда не выгонял. Она не собиралась допускать подобное и впредь.
На Беркли-сквер, напоминая об имени бывшего премьера Роузбери, у его подъезда цвели нежные розы. Открывший дверь дворецкий Лит, известный друзьям дома как живой справочник всех железнодорожных расписаний Англии и континентальной Европы, провел Пауэрскорта в библиотеку. Друг со школьной скамьи, Роузбери содействовал детективу в расследовании многих трудных дел.
— Входи, Фрэнсис, садись. Пару секунд, и я освобожусь.
Сидя за необъятным письменным столом возле окна с видом на площадь, Роузбери заканчивал письмо.
— Пытаюсь завладеть коллекцией одного малого из Гемпшира, — надписывая конверт, пояснил он. — Бесценное собрание книг и документов по Гражданской войне[47]. Одна проблема — у нас с продавцом разные взгляды на стоимость сокровища.
Пауэрскорт обратил внимание, что вместо висевших по обе стороны черного мраморного камина гравюр с изображением скаковых лошадей стена теперь украшена портретами детей Роузбери. Видимо, смена фаворитов.
— Ну вот, — Роузбери сел напротив друга. — Спасибо за письмо. Надеюсь, чем-нибудь да помогу тебе. И хлопот с этой эксгумацией! Бумагу от местной полиции привез? Она завтра понадобится.
Пауэрскорт протянул два письма, полученных из Комптона.
— На днях я уже перемолвился с Макдоннелом, — сообщил Роузбери, заметно упиваясь привилегией в кулуарах побеседовать с личным секретарем премьер-министра. — Шонберг Макдоннел говорит, что это мелкая услуга за все твои подвиги в Южной Африке. Так что ликуй, будет тебе подпись на разрешении.
Детективу мигом увиделись глухая полночь и разрытая могила, вскрытый гроб, медик, склонившийся над трупом… Но как обойтись без этого?
— Потрясающе, Роузбери! — восхитился он. — Хотел еще спросить: ты слышал что-нибудь насчет «Civitas Dei»?
Роузбери тревожно нахмурился.
— Ох, заплываешь ты в опасные воды, Фрэнсис. Да, в бытность мою министром иностранных дел была кое-какая информация от наших людей в Риме. Имелись подозрения, что члены этой организации — неофициальная агентура иезуитов и папской Коллегии пропаганды. Их функция — исполнять тайно то, что Ватикан не может творить явно. А в случае обнаружения неких темных делишек в Риме, от них, естественно, открестятся.
— Но какова их цель, Роузбери? В чем задача? — спросил Пауэрскорт, вновь убеждаясь, что любой проблеск сведений относительно «Civitas Dei» тонет во мраке.
— Толком никто не знает, — созерцая ряды книжных корешков, ответил Роузбери. — Не думаю, Фрэнсис, что они собираются приколотить свои девяносто пять тезисов на дверях прекраснейшей римской церкви Санта Мария Маджоре[48]. Стремятся всячески расширить и укрепить влияние католичества. Кстати, сэр Родерик Льюис, бывший наш посол в Риме, живет буквально по соседству с тобой. Ему, быть может, известно чуть больше, чем мне. Или чуть меньше. Хочешь, я напишу ему, он примет тебя завтра утром?
— Было бы замечательно! И еще посоветуй, Роузбери. По-моему, я должен известить коротким сообщением архиепископа Кентерберийского. Как это сделать?
Роузбери пристально вгляделся в друга.
— Да не смотри так, Роузбери. Я не сошел с ума. Но мои розыски толкают к совершенно невероятным выводам. Ты понимаешь, у меня была одна загадка Комптонского собора. Теперь их две, а может, даже три. И решение одной еще не означает решения двух других. Связаны ли они, мне тоже пока не понятно. Но я опять о своем: как же найти ход к Его высокопреосвященству?
— С недавних пор у него молодой обольстительный секретарь, Арчибальд Лукас. До нынешнего взлета карьеры этот духовный фаворит учился, писал диссертацию по теологии в Кибле[49]. — Подойдя к столу, Роузбери открыл адресную книгу. — Время от времени он навешает Кентербери, но главным образом пребывает в Ламбетском дворце[50]. Имеешь шанс вызвать к себе внимание, не поскупившись на почтово-телеграфные любезности.
Крохотный городок Лэдбери-Сент-Джон значился в самом конце списка Джонни Фицджеральда. Здешняя, посвященная Пречистой Деве католическая церковь стояла в дальнем конце центральной площади города, словно мэрия слегка стыдилась такого соседства. Поднявшийся чуть свет и здорово оголодавший после долгой скачки верхом, Джонни затаился за углом церковного погоста, держа в поле зрения все подходы к храму. Прошли несколько местных жителей, торопившихся на окрестные фермы. Взошло солнце, осветив крыши бледными рассветными лучами. В двадцать минут восьмого показались и проследовали к боковому входу две персоны в черном. Скрежет отпираемого наружного замка свидетельствовал, что у них имелся свой ключ. В 7.25 внутри церкви зажегся свет, но прихожан по-прежнему не было видно. В 7.28 Джонни скользнул в главную дверь и стал возле стены недалеко от входа. Присутствовал лишь один член паствы, стоявший на коленях, устремив взор к живописному изображению Девы Марии над алтарем, где уже были приготовлены дары святого причастия.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!