Библиотека душ. Нет выхода из дома странных детей - Рэнсом Риггз

– Это мой помощник Ким, – представил мужчину Бентам.

Я его узнал – это он гнался за нами в комнате Сибирь.

– Я Джейкоб, – произнес я. – Мы вчера видели вас среди снегов.

– Что вы там делали? – спросила Эмма.

– Замерзал до полусмерти, – с горечью ответил мужчина и продолжил затягивать гайки.

– Ким помогает мне искать вход в Панпетлекон моего брата, – пояснил Бентам. – Если в комнате Сибирь этот переход существует, скорее всего он находится на дне глубокой расселины. Я уверен, что Ким будет очень благодарен, если твоей пустóте удастся включить некоторые другие комнаты, где наверняка имеются входы. Более того, в этих комнатах они расположены в гораздо более доступных местах.

Ким что-то проворчал и смерил нас недоверчивым взглядом. Интересно, сколько лет он потратил на прогулки по морозу и прочесывание этих расщелин? – подумалось мне.

Бентам перешел к делу. Он начал отдавать помощнику короткие, но емкие распоряжения, и Ким принялся вращать какие-то настройки, после чего потянул на себя рукоять длинного рычага. Шестерни механизма зашипели и зафыркали, а затем слегка повернулись.

– Подведи сюда это создание, – тихо произнес Бентам.

Пустóта ожидала снаружи, и я ее позвал. Она, шаркая, вошла в дверь и хрипло и протяжно зарычала. Казалось, она знала, что с ней произойдет что-то неприятное.

Помощник уронил гаечный ключ, но тут же подхватил его и взял себя в руки.

– Вот это аккумуляторный отсек, – пояснил Бентам, кивая на большой ящик в углу. – Необходимо усадить в него существо.

Отсек напоминал телефонную будку без окон, отлитую из чугуна. Из крыши будки выходил целый пучок трубок, соединенных с трубами под потолком. Бентам потянул за ручку тяжелой двери, и она с громким скрежетом отворилась. Я заглянул внутрь. Стены будки были изготовлены из гладкого серого металла, покрытого мелкими отверстиями, придающими ей сходство с духовкой. С задней стенки будки свисали толстые кожаные ремни.

– Ей будет больно? – спросил я.

Я сам удивился собственному вопросу, и Бентам тоже.

– Это имеет какое-то значение? – спросил он.

– Я бы предпочел, чтобы она не страдала. Если это возможно.

– Выбора у нас все равно нет, – ответил Бентам, – но она не будет ощущать боли. Прежде чем хоть что-то начнет происходить, отсек наполнится обезболивающим усыпляющим газом.

– А что потом? – спросил я.

Он улыбнулся и похлопал меня по плечу.

– Это чисто технические вопросы. Тебе достаточно знать, что твой питомец выйдет из отсека живым и его состояние практически не изменится. А теперь, если тебе не трудно, заставь его войти внутрь.

Я так и не понял, поверил ли Бентаму. Точно так же я не понимал, почему это имеет для меня такое значение. Пустóты превратили нашу жизнь в ад. К тому же они, судя по всему, были напрочь лишены способности испытывать какие-либо чувства. Поэтому я должен был обрадоваться возможности причинить боль одной из них. Но меня это нисколько не радовало. Я не желал смерти пустóте точно так же, как я не желал бы ее какому-либо животному. В процессе управления этим существом я приблизился к нему достаточно для того, чтобы понять, что внутри что-то есть. Это что-то было крошечной искрой, маленьким шариком души на дне глубокого омута. На самом деле пустóта не была пустой.

Подойди, – произнес я, и пустóта, которая смущенно жалась в угол, обошла Бентама и остановилась перед будкой.

Входи.

Я ощутил ее нерешительность. Она уже полностью восстановила свое здоровье, и к ней вернулись силы. Я знал, на что она способна, если моя власть над ней поколеблется хоть на мгновение. Но я был сильнее, и ее сопротивление не стоило принимать всерьез. Я подумал, что она колеблется лишь потому, что колебался я сам.

Прости, – произнес я.

Пустóта не шелохнулась. Она не знала, что ей делать со словом «прости». Но я чувствовал, что должен это сказать.

Входи, – повторил я, и на этот раз пустóта подчинилась и шагнула в отсек. Поскольку больше никто не решился бы к ней прикоснуться, дальнейшими моими действиями руководил Бентам. Следуя его указаниям, я прижал пустóту спиной к задней стене будки и туго пристегнул ремнями ее грудь, ноги и руки. Мне было ясно, что ремни рассчитаны на то, чтобы удерживать человека, и в моей голове зароились вопросы, ответы на которые я пока слышать не хотел. Единственное, что сейчас имело значение, был наш план, и я хотел выполнить его от начала и до конца.

Я провел в будке считаные секунды, но этого было достаточно для того, чтобы меня охватила паника. Там было слишком тесно, и я поспешил наружу.

– Закрой дверь, – приказал Бентам.

Видя мою нерешительность, помощник шагнул к отсеку, но я преградил ему путь.

– Это моя пустóта, – заявил я. – Я сам это сделаю.

Я взялся за ручку двери и – хотя я не хотел этого делать – посмотрел в лицо пустóте. Ее огромные черные глаза были широко раскрыты, и в них плескался ужас. По сравнению с ними ее тело казалось маленьким и сморщенным, как гроздь инжира. Пустóта не шевелилась, разумеется, она была отвратительным существом. Но выглядела такой жалкой, что я совершенно неожиданно почувствовал себя просто ужасно. Как будто я собирался усыпить собаку, которая не понимала, за что ее наказывают.

Все пустóты должны умереть, – сказал я себе. Я знал, что поступаю правильно, но легче от этого не было.

Я толкнул дверь, и она с визгом захлопнулась. Помощник Бентама продел огромный висячий замок сквозь ее ручки, а затем отошел к пульту и начал вращать ручки настроек.

– Ты поступил правильно, – прошептала мне на ухо Эмма.

Шестерни начали поворачиваться, поршни задвигались, сама машина ритмично загудела, сотрясая всю комнату. Бентам с довольным видом улыбнулся и радостно захлопал в ладоши, счастливый, как школьник на каникулах. И тут из отсека раздался крик. Ничего подобного я в своей жизни не слышал.

– Вы сказали, ей не будет больно! – закричал я на Бентама.

Он обернулся к помощнику и заорал на него:

– Газ! Ты забыл об анестезии!

Помощник поспешил повернуть еще один рычаг. Из-под щели под дверью отсека заструился белый дымок. Крики пустóты мало-помалу затихли.

– Вот теперь она ничего не чувствует, – пробормотал Бентам.

На мгновение я пожалел, что в будке моя пустóта, а не Бентам. Постепенно оживали все новые части машины. В трубах над нашими головами послышался плеск. Клапаны под потолком зазвонили, как колокольчики. В недра машины начала капать черная жидкость. Это было не машинное масло, а нечто гораздо более темное и едкое. Это была жидкость, которую пустóты вырабатывали почти беспрерывно, которая сочилась из их глаз и стекала с зубов. Их кровь.