Нуар - Андрей Валентинов

– Здесь не закусывают. Я уже привык, но для вас могу заказать большой лимон. В давние годы подобное сочетание именовалось «Николашка». Не в честь Кровавого, а в честь Палкина.

– Обойдусь, – «баритон» взял рюмку, поглядел нерешительно. – Ладно, разве что под разговор, о-о-от…

Выпили молча. Лицо гостя порозовело, протокольный взгляд слегка ожил.

– Моя фамилия Сонник. Роман Игнатьевич, из крестьян, о-о-от… Член ВКП (б) с августа 1939-го. Сейчас – сотрудник советской миссии в Касабланке. Беседу провожу согласно полученного распоряжения непосредственно из Москвы.

Коньяк подействовал не только на цвет кожи – говорить майору Соннику стало заметно легче. Ричард Грай, заметив это обстоятельство, поспешил вновь наполнить рюмки. Гость покачал головой.

– Между прочим, тема беседы – ваша дальнейшая судьба, гражданин Гравицкий. Отнеситесь к происходящему серьезно, о-о-от…

– Хороший повод, – Ричард Грай поднял рюмку, поднес к губам. – Будем считать это «наркомовскими».

«Баритон», чуть подумав, последовал его примеру.

– Честно говоря, странно от вас такое слышать, – заметил он, одолев рюмку. – Юродство какое-то выходит, гражданин Гравицкий, о-о-от… Если бы не приказ, я бы и под пистолетом с вами разговаривать не стал.

Бывший штабс-капитан согласно кивнул:

– Не стали бы. Я бы вас просто пристрелил. Поскольку любезностями мы уже обменялись, переходите к делу. Только следите за языком, убивать не буду, но ничего больше не гарантирую.

Майор отреагировал на удивление спокойно. Допил коньяк, принес лежавший на полу портфель. Открывать, однако, не стал, поставил возле кресла. Прокашлялся, взглянул исподлобья.

– Гражданин Гравицкий! Извещаю вас, что решением советского правительства вы награждены вторым орденом Боевого Красного Знамени. Указ был подписан в сентябре 1944 года, в нем значилось «посмертно». Недавно указ переоформлен, о-о-от… Орден и все предыдущие награды, полученные от правительства СССР, будут, о-о-от… Будут вручены вам в Москве либо, в случае невозможности, в советском посольстве в Париже или Анкаре.

Бывший штабс-капитан ответил не сразу. Повертел в руках рюмку, поставил на скатерть, достал коробку «Фортуны», зажигалку, но тут же спохватился.

– Ах да, вы же из госпиталя!.. Чего ждете, майор? «Служу трудовому народу»? Считайте, сказал. Интересно все же получается. Ваши там, в Москве, меня в шизофреники записали. А это как понимать? Вы же сюда вроде как за нацистским преступником приехали?

«Баритон» внезапно оскалился.

– Очень просто, гражданин Гравицкий. За одно орден, за другое стенка, о-о-от… И не таких еще орденоносцев в Суханской исполняли! Однако в вашем случае советское правительство, исходя из высших соображений, готово проявить милосердие. Вы будете помилованы в случае…

– Валите отсюда. Помилование не прокатит. Вы меня помилуете, я вас – нет. Несимметрично выйдет.

– …В случае выполнения важного, о-о-от… Важного правительственного задания вам будет предоставлено советское гражданство с правом возвращения в СССР. Если не захотите, можете, о-о-от… оставаться за границей и продолжать работать на благо нашей советской родины, о-о-от… Но если вы честный человек, ваш долг – предстать перед трибуналом, чтобы иметь возможность, о-о-от… Возможность оправдаться.

Бывший штабс-капитан хотел ответить и на это, но понял, что лучше промолчать. Сюда не зря прислали не аса разведки, а говорящего попугая. Его самого слушать пока не хотят, «спускают» задание и ждут ответа. Ставки, однако, подняли. От бывшего белого офицера уже не требуют обязательного возращения в неблагодарное Отечество, «Сухановка» откладывается, можно до поры до времени пожить на свободе. И, само собой, второй орден. Ричард Грай представил, как будут смотреться оба его Знамени рядом с Терновым венцом и черным Галлиполийским крестом… Нет, не смешно!

Его молчание слегка озадачило гостя. Он взял рюмку, взглянул нерешительно. Бывший штабс-капитан намек понял и налил еще по одной.

– Спасибо, – выговорил «баритон» вполне человеческим голосом. – Гражданин Гравицкий! Вы напрасно относитесь к моим словам с предубеждением. Я уже больше года веду дела изменников, предателей и прочих фашистских приспешников. Если по сердцу, их всех к стенке ставить надо, о-о-от… Но разбираемся мы не по сердцу, а строго по закону. Ежовские времена давно прошли, о-о-от… Признание мы не из кого не выбиваем, сами каются, о-о-от… надеясь отхватить «статью» полегче. А если нет ни улик, ни документов, ни показаний, то приходится отпускать, хоть и противно. Если вы считаете себя невиновным – докажите это на суде.

Бывший штабс-капитан поставил на стол недопитую рюмку, взглянул гостю прямо в глаза:

– «Пой, ласточка, пой!» Романс такой есть, не слыхали часом? Доказывать свою невиновность человек никому не обязан. Вам этого не понять, скажу иначе. Ни хрена у вас на меня нет, ни улик, ни показаний! Настоящих, не липовых. То, что вы в комиссариате пытались изложить, написано в ориентировке по розыску. Я наизусть помню: «Всем органам контрразведки фронтов и военных округов Европейской части страны. Главным Управлением контрразведки активно разыскивается представляющий особую опасность террорист, агент германской военной разведки, важный государственный преступник Гравицкий Родион Андреевич…» А фактов там нет, одни предположения и домыслы. Плохо работаете!

Майор взгляд выдержал. Отхлебнул из рюмки, дернул уголками ярких губ.

– Хорошо работаем. Попадете ко мне в кабинет, сразу оцените, о-о-от… И показания вам будут, и документы. В ориентировке лишнего писать и не надо, приметы важнее. Возраст – сорок шесть лет, о-о-от… Рост средний, телосложение крепкое, цвет волос – русый, на висках заметна седина… Помню, как видите. И не таких, как вы, гражданин Гравицкий, до самого донышка выворачивали, о-о-от… Только разговор у нас с вами пока не слишком продуктивный. Если желаете, о-о-от… Желаете к делу приступить, я готов.

Ответа гость вновь не дождался, но, оценив молчание как знак согласия, потянулся за портфелем. На колени легла папка, поверх нее – лист бумаги. В руке словно сам собой возник тонкий длинный карандаш.

– Прошу ответить на вопрос. Знакомы ли вы с гражданином Гершининым? Гершинин Лев Анатольевич, он же Лев Абрамович, он же Лео, бывший подданный Российской империи, ныне гражданин Испании.

Бывший штабс-капитан удивленно мотнул головой.

– Вы что, уже и до него добрались? Да, с помянутым гражданином знаком. Впервые мы с ним встретились летом 1919-го где-то севернее Белгорода. К нам на позиции штабные нагрянули – и Лёва с ними. Чуть мы его тогда не побили…

Карандаш неслышно летал по бумаге. «Баритон» писал быстро, даже не глядя на строчки.

– Хотите подробностей? Оба мы служили в Алексеевском полку, я командовал взводом, а Лёва числился при штабе вроде как финансистом. У нас тогда проблема имелась: денежное довольствие выдавали крупными купюрами. Одна бумажка на пятерых, представляете? В штабе, понятно, платили по-человечески, ростовскими «сотками». Вот мы и решили поучить господина прапорщика. Он еще тогда не толстый был, бегал хорошо… И на хрена, извиняюсь, вам это все нужно, майор?