Опер печального образа - Дмитрий Вересов

— Я не знаю, о чем говорить, — призналась Аня. — Вернее, я хотела поблагодарить вас. Наверное, я поступила нехорошо, приняв такой дорогой подарок.

— Что вы, Аня, — услышала она приятный, низкий голос в трубке. — Просто я не знал, что говорить, что делать в этом случае. Это же не ток-шоу по телевизору. Да и там, встречаясь первый раз в жизни, отец и дочь не знают, что сказать друг другу. Это было все очень неожиданно. Мне поступила такая информация, я ее проверил. Один наш общий знакомый вспомнил про меня…

— Пафнутьев Вилен Сергеевич?

— Да, он. Мудрено не вспомнить меня даже через столько лет. С такой-то фамилией! В свое время она открывала мне любые двери, обеспечила карьерный рост и все такое. Это теперь… Хотя сейчас это для меня уже не важно… Так вот об этом подарке. На самом-то деле подарок получил я. Получается, что у меня совершенно взрослая дочь. Как себя вести? Отец — это всегда свой дом, куда возвращаешься, который снится по ночам. Я все представлял, чего бы вам хотелось, о чем вы мечтаете. Вот и представил себе такой дом. Может, у меня плохая фантазия…

— У вас замечательная фантазия, — ответила Аня. — Но почему вы меня избегаете?

— Страшно, — неожиданно признался мужественный голос. — Не смейтесь! Мальчишество, конечно. Разве боятся только смерти? Вам, Аня, разве не страшно встретиться с отцом — абсолютно чужим человеком?

— Страшно хочется встретиться, — засмеялась Аня. — Когда же мы увидимся? Ведь нам столько нужно сказать друг другу, рассказать две жизни: большую и маленькую.

— Наверное, в конце сентября, — сказал Брежнев неопределенно.

— А почему так нескоро?

— Потому что я сейчас говорю с вами из Испании, — рассмеялся Сергей Владиславович.

— Из Испании? — не поверила Аня.

— Конечно. Из самой Севильи…

К Ане шагами землемера уже приближался Корнилов.

— Я надеюсь, сегодня мы ночевать будем еще на старой квартире? — спросил он с надеждой в голосе.

Аня покачала головой. Грядет еще впереди трудная и упорная борьба с новым комплексом любимого человека. Но цель борьбы святая — совместное счастье в собственном доме, на собственной земле. Да и средство для этого она выбрала хорошее — любовь…

— Медвежонок, давай заедем на секунду к «Идальго», — попросила Аня мужа уже по дороге домой. — Есть у меня еще одно дело. Вернее, долг перед одним существом. Его последняя воля. Только не ругайся и не удивляйся. Потому что я сама еще ничего не знаю. Словом, как обычно…

Михаил остановил «фольксваген» у гаражей. Аня выскочила из машины и полезла в щель между ними.

— Осторожно, не испачкайся! — предупредил Михаил. — Смотри под ноги, особенно справа. Я там уже был.

Девушке было значительно легче двигаться по узкому коридору. Вскоре она скрылась в боковом проходе. Михаилу показалось, что прошло довольно много времени. Он вылез из машины, еще не зная — поддеть Аню каким-нибудь острым словечком или втиснуться самому между гаражами? Но Аня уже вылезла с другой стороны и шла к машине, держа что-то черное в обеих руках.

— Новое приключение тащишь? — сердито спросил Михаил.

— Старое приключение, — засмеялась Аня. — Все эти дни меня словно преследовал взгляд вожака собачьей стаи. Эта умная, даже мудрая, дворняга, как мне кажется, всю эту историю предвидела каким-то своим собачьим чутьем. У меня такое чувство, что она оберегала меня, посылала ко мне телохранителя из своего четвероногого племени. А перед тем, как ее сморил насильственный сон, она обратилась ко мне с просьбой. Не удивляйся, она просто посмотрела на меня и вон туда, на гаражи.

Я слишком поздно поняла ее взгляд. Три ее щенка уже мертвые, а вот этот, черный — живой. Как он только выжил, ума не приложу? Какой он худой и слабый, а голова большая и лапы такие широкие. Последний из стаи. И последняя загадка во всей этой собачьей истории. Вроде, я ее разгадала…

— Значит, все? Черная точка?

— Скорее запятая. Видишь черный хвостик?..

* * *

Мне всегда казалось, что новая женщина, которая встречается на моем пути, — это еще одна жизнь, еще одна большая линия моей судьбы. Об этом было приятно думать, но менять свою жизнь, ломать свой маршрут я не хотел. Чаще всего я только задерживался на этом перепутье, а потом шел своей дорогой. И вот, прожив уже большую половину жизни, я встречаю молодую девушку, которая оказалась как бы частью меня. Она жила без меня, ходила совсем по другим дорогам и коридорам. Узнав о ее существовании, я будто бы промчался по еще одной своей жизни, и совсем не уверен, что та жизнь хуже моей нынешней, что более двух десятков лет назад я сделал правильный выбор… Так, может, наша судьба — это не одна линия на ладони, а еще и все эти боковые изгибы других людей в нашей жизни, все поступки, все слова и мысли, все мелкие трещинки и едва различимые отпечатки на коже, которые используют в своей работе криминалисты?..

Конец второй книги