В оковах страсти - Дагмар Тродлер

Я закричала, оттолкнула смущенного монаха в сторону и ворвалась в помещение. Одним прыжком я оказалась у лежака Эрика и выбила из его руки бокал.

Эрик схватил меня за ворот, высоко поднял и влепил мне рукой по щеке такую оплеуху, что я завизжала от боли.

— Ты совсем лишилась ума, женщина, — взревел он и тряхнул меня, как мокрую кошку. — Я целую вечность ждал этой проклятой еды, а ты не нашла ничего лучшего, чем разбросать все это!

— Вино! — зарыдала я. — Я только хотела…

— Когда вы все хоть ненадолго оставите меня в такое? Сколько еще будете мучить меня?

— Но Эрик, я… яд… я…

— Уйди, оставь меня наедине с самим собой! Nu er eigi viđsæmanda![33]Как я устал везде сопровождать тебя! Я ненавижу вас всех, этот дом, этого святошу — а больше всего тебя, kvennskratti…

Он сплюнул и оттолкнул меня от лежака. Как только место возле лежака освободилось, к разбросанному на полу ужину прыжками устремился дог. С жадностью он поглощал мясо с ячменной кашей и даже вылизал винную лужу. Внезапно меня охватило жуткое чувство стыда. Как могла я поступить таким нелепым образом? Аббат, страхи последних дней — мои взбудораженные сверх меры нервы сыграли со мной злую шутку… Сразу же после произошедшего возле меня оказался брат Ансельм и помог подняться с пола.

— Вам нужно отдохнуть, фройляйн. Пойдемте со мной.

— Эрик… — Беспомощно всхлипнула я, но никто не отозвался. Эрик, сопя, пытался высвободиться из одеял, не отрывая взгляда от открытой двери.

— Я и так проторчал здесь уйму времени! — услышала я.

Ему, возможно, удалось бы добраться до двери, если бы послушник не набросился и не толкнул его обратно на лежак.

Озлобленно глядя друг на друга, они лежали среди одеял. Эрик схватил молодого послушника за горло и стал душить его, тот взвыл и попытался ткнуть соперника в глаз до того, как получит удар кулаком. Ансельм толкнул меня так, что я упала, вырвал из крепления железный прут, которым закрывали дверь госпиталя изнутри, и прыгнул к лежаку.

Вдвоем они повалили Эрика, прижав его прутом к полу. Он закашлялся, стал хватать ртом воздух, ища подмоги до тех пор, пока юноша не соскочил с лежака и стремительно не прижал их к полу.

— Если ты снова начнешь биться в приступе пляски святого Витта, тогда зови меня, — угрожающе прорычал брат Ансельм, глядя на Эрика. — В этом госпитале только я решаю, когда кому покидать его стены!

Эрик закашлялся от нехватки воздуха — они положили прут прямо на ошейник и едва не раздавили ему гортань — и стал рвать свои оковы.

Ансельм погладил меня по голове и помог подняться с пола.

— А когда ты успокоишься, язычник, я, может быть, еще раз распоряжусь принести тебе еду. — Он зажмурил глаза и защищающим жестом обнял меня своей толстой рукой. — До поры до времени ты будешь лежать здесь, по моему велению к тебе приказано относиться по-дружески…

— Побереги свою жратву, skalli, — прохрипел Эрик. — У меня прошло чувство голода…

Без лишних слов монахи стали подталкивать меня к двери. На улице Ансельм закрыл наружную дверь и аккуратно повесил ключ на скрытый от чужих глаз крючок.

Толстый аптекарь был любезен со мной. Он осторожно промокнул тампоном кровь на моем лице, вновь выступившую после оплеухи из шрамов, оставленных ударами хлыста. И прежде чем уложить меня в постель, Ансельм дал мне стакан теплого вина, в которое он накрошил листья зверобоя.

— Да подарит вам Господь сон, который вы заслуживаете, фройляйн. Вино поможет вам отдохнуть, на то воля Господня.

С этими словами он осенил меня крестным знамением и задул свечу. Я услышала, как хлопнула дверь, и стало тихо. Дождь монотонно барабанил по крыше, убаюкивая меня. Мысли, которые долго кружили мне голову, казалось, оставили меня, и вскоре я заснула.

Среди ночи я проснулась и села на кровати. Вокруг стояла тишина, лишь монотонно барабанил дождь и тихий шум вдалеке возвещал о приближающейся непогоде. Я боялась в грозу и бурю оставаться одна. Когда гремел гром, Эмилия и я сильно прижимались друг к другу и пытались отвлечься, вспоминая разные истории, а наши горничные при этом стояли на коленях и молились.

Что за глупость приснилась мне? Я протерла заспанные глаза и на ощупь нашла масляную лампу. Маленькое пламя в моей руке сделало все вокруг меня вовсе не тревожным. Я вновь откинулась на подушки, закрылась с головой одеялом и принялась размышлять над своим сном. Темный коридор полон омерзительных скользких зверей, извивающихся у моих ног… Я вспомнила, какой страх они мне внушали… ища защиты, я схватилась за большую руку моего отца, несущего коптящий факел. Как нелепо, что именно здесь мне приснился отец. От резкого движения масло из лампы выплеснулось на одеяло. Я осторожно поставила ее на табуретку и, взяв бокал, отпила немного вина.

Как там Эрик — злится ли еще на меня? Невольио рука моя коснулась шрама; еще больше, чем боль, меня напугала жестокость Эрика. И эта ненависть, безбрежная, всепоглощающая. Внезапно во мне пробудилось желание увидеть его, все объяснить и восстановить нарушенный мир. Сейчас я тосковала по одному из его редких дружеских взглядов, как ребенок — по запретному лакомству… Я совсем не задумывалась о том, как он меня встретит, возможно, снова побоями. Я натянула через голову мокрое платье, завязала пояс и накинула на плечи платок.

Монастырский двор был пустынен. Казалось, весь мир спит, кроме меня. Все мои чувства были обострены. Дождь почти прекратился, но чувствовалось приближение грозы, небо озарялось резкими и яркими белыми бликами. Как пауки на угловатых длинных ногах, они в спешке пробегали по небу, готовые обрушиться на землю и сотворить беду. Там, за мрачными облаками, уже грохотала гроза. Только не смотреть вверх. И вниз — тоже, пауки не найдут меня, нет, Господь не допустит этого… Полная доверия к Всевышнему, я обратила свой взор на колокольню. И, охваченная ужасом, угодила в вязкую грязь — на небе вновь была комета — яркая и с хвостом, посыльная несчастья из бесконечности, прямо над церковью!

— Ave Maria gracia plena,[34]— бормотала я и сжимала руки.

Она преследовала нас и находила везде!

— Пошла прочь! Пошла от меня прочь, не хочу тебя! — закричала я ей.

Казалось, хвост кометы задрожал, вдалеке раздался адский хохот. И вскоре исчез, проглоченный чернотой ночного неба. А может быть, все это привиделось мне во сне?

— Господи, помоги и защити…

Лишь вздрагивающие в диком танце пауки пересекали небо в разных направлениях. Может, я лишилась рассудка? Беги, Элеонора, не оставайся тут!

Вздрогнув всем телом, я собралась с силами, промчалась мимо трапезной и направилась прямо в госпиталь. Фонарь — маленькая желтая точка — качался на ветру. Я подошла к небольшому дому. И тут услышала вот что. Кто-то с силой колотил в дверь изнутри, затем раздался неистовый крик, потом — стук, снова и снова. Кто-то буйствовал с такой силой, будто потерял рассудок. И снова начали биться в дверь. Древесина разлеталась в щепы.