Что я любил - Сири Хустведт

В самом начале мая я проснулся от шума на лестничной клетке. Была пятница. Я включил свет. Часы показывали четверть пятого. Встав с кровати, я прошел в гостиную. В коридоре звуки стали отчетливее. На лестнице кто-то смеялся, а потом в замке явственно щелкнул ключ.

— Кто там? — громко спросил я.

Раздался чей-то визг. Я распахнул дверь и увидел отпрянувшего Марка. Я вышел из квартиры. На лестнице было темно, очевидно, перегорела лампочка, так что свет шел только с верхней площадки. Марк был не один, а с двумя спутниками.

Я прищурился:

— Что происходит, Марк?

Он вжался в стену, так что его лица мне вообще не было видно, и выдавил:

— Здрасьте.

— Сейчас четыре часа утра. Что ты здесь делаешь?

Из полумрака выступило призрачное существо неопределенного возраста — один из спутников Марка. Даже при тусклом свете я заметил, какое у него бледное лицо, но не понял, что тому виной: болезнь или наложенный театральный грим. Человек двигался неровными шажками, и, посмотрев вниз, я увидел его туфли на очень высоких платформах. Маленькая ручка описала полукруг в моем направлении.

— А это, надо полагать, и есть дядя Лео? — прогнусавил он фальцетом и захихикал.

Его губы казались синими, руки дрожали, глаза, однако же, смотрели не просто твердо, а даже цепко, не отпуская меня ни на секунду. Мне стоило известных усилий выдержать этот взгляд. Так прошла пара секунд. Человек опустил голову. Я перевел глаза на второго незнакомца, сидевшего на ступеньках лестницы. Это был совсем молоденький мальчик, нежный, женоподобный, с очень длинными ресницами и розовым ротиком. Не будь он в такой компании, я не дал бы ему больше одиннадцати-двенадцати лет. Он прижимал к груди зеленую сумочку. Внезапно сумочка раскрылась, и я увидел, что она доверху набита крохотными пластмассовыми кирпичиками лего — желтыми, красными, синими и белыми. Паренек разгуливал по городу с детским конструктором в ридикюле! Он душераздирающе зевнул.

— Устал, бедненький, — раздался откуда-то сверху женский голос, и я увидел на верхней площадке Тини Голд.

У нее за спиной болтались крылья из страусовых перьев, которые вздрагивали в такт ее шагам. Тини спускалась по ступенькам, нетвердо переставляя ноги. Тощими руками она хваталась за воздух, стремясь сохранить равновесие, как канатоходец. Судя по всему, перил Тини не видела, хотя они были в сантиметре от ее пальцев. Уронив голову на грудь, она шла, уставив глаза в пол.

— Тини, вы себя нормально чувствуете? — спросил я и сделал шаг ей навстречу.

Белолицый дернулся в сторону. Я заметил, что он зачем-то шарит в кармане штанов. Я вновь повернулся к Марку, который не сводил с меня распахнутых глаз.

— Все хорошо, Лео, — пробормотал он. — Простите, что мы вас разбудили.

Я не узнавал его голос. Он как будто бы стал звучать ниже — а может, изменилась только интонация?

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал я.

— Только не сейчас. Мы очень спешим. Торопимся.

Марк оторвался от стены, и за ту долю секунды, что он стоял ко мне лицом, я успел заметить надпись на его футболке: "ROHIR.." Дальше я не разобрал, потому что Марк уже спускался по ступенькам. Белолицый и мальчуган поплелись за ним. Тини все никак не могла сойти с этажа на этаж. Я вошел в квартиру, захлопнул дверь, запер ее на ключ и, вопреки обыкновению, на цепочку. А потом сделал то, чего не делал никогда. Щелкнув выключателем, я зашаркал ногами по полу, будто направлялся в спальню, а сам, приложив ухо к двери, застыл на месте. Уж не знаю, насколько правдоподобной получилась моя уловка, но я услышал, как белолицый со смешком проронил:

— Значит, сегодня без К, да, ММ?

Я прекрасно сознавал всю нелепость ситуации. Таиться и подслушивать под дверью, чтобы в результате услышать тарабарщину, в которой не понятно ни слова! Однако обращение "М" заставило меня похолодеть. Я вполне допускал, что это просто прозвище. Разве не может быть человека, который обязан своим прозвищем конфетам? Но меня терзала мысль о двух детских фигурках из "Путешествия О". Билл тоже назвал их "М". Внезапно на лестнице раздался грохот, а потом какое-то пыхтенье. Не понимая, что случилось, я распахнул дверь.

На площадке этажом ниже лежала Тини. Спустившись по ступенькам, я помог ей встать, взял под локоть и повел вниз. Пока я все это проделывал, она не взглянула на меня ни разу. У нее на ногах были черные лаковые туфли с ремешками вокруг щиколоток. Судя по всему, для современных подростков обувь чем несуразнее, тем моднее. Тини балансировала на таких высоченных каблуках, что сохранить на них равновесие даже трезвому как стеклышко человеку было бы затруднительно, а барышня явно своих не узнавала. Пока я вел Тини под руку, ее болтало из стороны в сторону. Мы дошли до нижней ступеньки, я открыл входную дверь и сообразил, что идти дальше не могу, поскольку я в пижаме и без ключа. Выглянув из подъезда, я увидел Марка и двоих его дружков, маячивших на углу Гранд-стрит.

— Тини, вы сможете дойти сами? — неуверенно спросил я, оглядывая ее с головы до ног.

Тини качнуло так, что она едва не рухнула на мостовую.

— Знаете, — вдруг выпалил я, — незачем вам с ними идти. Пойдемте-ка со мной наверх, я вызову вам такси.

Не глядя на меня, девушка отрицательно помотала головой и поплелась к своим приятелям. Я стоял в парадном и смотрел ей вслед. Ее шатало то вправо, то влево, и так, зигзагами, она удалялась в глубь квартала, маленькое создание с ремешками вокруг лодыжек и болтающимися за спиной крыльями, которые, увы, ей не суждено было расправить, чтобы взлететь.

На следующее утро после долгих колебаний я решил позвонить Биллу. Все случившееся накануне произвело на меня тягостное впечатление. В свои шестнадцать лет Марк пользовался неограниченной свободой, и мне всерьез казалось, что Вайолет с Биллом по части вседозволенности явно перегибали палку. Но выяснилось, что Билл понятия не имел о том, что Марк в Нью-Йорке. Он ждал сына из Принстона только днем и был уверен, что сейчас он у матери. Люсиль в свою очередь полагала, что Марк в Принстоне и просто ночует у одноклассника. Когда после обеда Марк наконец приехал на Грин-стрит, Билл позвонил мне и попросил подняться.

Пока Билл и Вайолет уличали Марка во лжи, он сидел не поднимая глаз. По его словам, произошла "лажа". Он никого не обманывал и собирался ночевать у Джейка, а когда Джейк решил вечером поехать в Нью-Йорк, к приятелю, Марк тоже поехал. Билл хотел выяснить, куда же прошлой ночью подевался Джейк, ведь на лестнице его не было. Оказывается, у него своя компания, Марк их не знает. Тогда Билл заявил сыну, что лгать нельзя, потому что лгуну веры нет. Марк бил себя в грудь и говорил, что он не врет, что все его слова — чистая правда. Тут Вайолет произнесла слово "наркотики".

— Я что, дурак? — возмутился Марк. — Как будто я не знаю, что можно подсесть. Нам фильм показывали про героин, такой ужас, вообще. С ума можно сойти. В гробу я все это видел.