Любимые дети, или Моя чужая семья - Диана Чемберлен

– Черт! Сколько секретов может быть у одной семьи?!

– Вот самый большой. Я – настоящий отец Энди.

– Да ну! Не вешаешь мне лапшу на уши?

Он покачал головой:

– Мы только вчера сказали Энди и Мэгги. Но подумали, ты должен тоже знать. Чтобы не услышать от сплетников.

Я попытался понять, что означают для меня эти новости.

– Так я не родственник Энди?

– Ты – его кузен. Мы с Джейми – братья, помнишь?

– Черт. В этой семейке все перетрахались друг с другом или кто-то остался в стороне?

Он рассмеялся, хотя не думаю, что ему было весело.

– Мы все определенно ошибались. Всякий может наделать глупостей, пока молод. Это и твоя семья тоже. Не забывай.

Он протянул руку.

– Покажи таблетки.

По какой-то причине, может, потому, что я все еще был в шоке из-за сказанного, я протянул пузырек. Он открыл его, высыпал таблетки на ладонь, проверил дату.

– Ты слишком много принимаешь, верно? Еще только десять утра. А ты уже пьешь пиво. Что же получается?

– О, черт, не знаю!

Вопрос действительно разозлил меня.

– Могу я вести хоть какую-то жизнь или мне и это запретят?

– Таким способом ты только сделаешь себе хуже, Кит, – очень серьезно сказал Маркус. – Если у тебя такие боли, может, нужны другие лекарства? И уж точно их нельзя запивать пивом.

– Ты ничего не знаешь о моих болях.

– Ты прав.

Из кухни послышалось звяканье сковородок, и он уставился на дверь.

– Ты же знаешь, что я – завязавший алкоголик?

– Правда? И сколько лет?

– Пятнадцать.

– Совсем не пьешь?

Он покачал головой.

– Но при чем тут я? Я же не алкоголик?

– Мне не нравится, что ты запиваешь таблетки пивом. Алкоголизм подкрадывается незаметно.

– Я в порядке.

Алкоголизм, может, и подкрадывался, и что из того? Таблетки и выпивка, а теперь еще Джен – только это и держало меня на плаву.

– Что еще ты хотел мне сказать?

– Ты отказался переезжать к Лорел. Но я бы хотел, чтобы ты перебрался ко мне, пока не найдется твоя мать.

– Ни за что.

– Я знаю, тебе восемнадцать, Кит, но ты не привык жить один.

Я не желал, чтобы он каждую минуту заглядывал мне через плечо. Запрещал пить. Считал мои таблетки.

– Я всего лишь хочу остаться здесь.

Он как-то странно посмотрел на меня. Склонив голову набок. Прищурив глаза.

– Погоди-ка… тебе не… когда у тебя день рождения?

Дерьмо!

– Собираешься послать мне открытку или что?

– Тебе семнадцать!

– И это имеет какое-то значение?

– А как, по-твоему? Ты не можешь жить один.

– Я в порядке, – процедил я.

Он покачал головой:

– Послушай, мне очень жаль, но я должен поговорить об этом с департаментом социальной защиты.

– Ни за что на свете. Они сунут меня в приют!

– Придется, – сказал он с таким видом, словно попадет в тюрьму, если не донесет на меня. – Ничего не поделать. Но, может, они позволят тебе жить у меня, поскольку мы в родстве.

– Маркус! – взмолился я. – Оставь это! Мне все равно через несколько месяцев будет восемнадцать!

– В таком случае можешь переехать до восемнадцатилетия. Или пока не найдется твоя мать.

Он показал на трейлер.

– Тебе нельзя жить одному. Кит, ты же сам видишь!

Я подумал о Джен, готовившей вкусный омлет. Она обо мне заботится.

– Я ни к кому не перееду. И к тебе тоже. Лучше смоюсь. Туда, где меня никто не отыщет.

Маркус не высказал то, о чем думали мы оба. Мне будет очень сложно раствориться в толпе.

– Прости, Кит.

Он провел рукой по волосам.

– Я дам тебе знать, что они скажут, договорились?

Едва Маркус отъехал, я дунул обратно в трейлер.

– Он только сейчас сообразил, что мне семнадцать, – сказал я Джен. Она стояла посреди комнаты, полностью одетая, с ложкой в руке. – И пообещал донести. Это его священный долг или что-то в этом роде.

– Разве в семнадцать лет ты не имеешь права жить один? – удивилась Джен. – То есть если ты в шестнадцать убьешь кого-то, в Северной Каролине ты будешь считаться взрослым. Так почему же ты не можешь жить один? Это безумие.

– Значит, нельзя.

Я струсил.

Может, она разрешит пожить у нее? Если бы только она сама спросила. Но я должен дать кому-нибудь знать, на случай если мать найдут.

– Тебя заставят ходить в школу, – вздохнула Джен.

– И упекут в приют. Возможно, в интернат для проблемных детей, вместе с кучей психов. Я не поеду.

Она пригасила газ под яйцами и села за маленький столик.

– Думаю, тебя могут заставить.

– Заставить? Хочешь сказать, физически?

Она кивнула.

– Копы наверняка могут вынудить тебя, если не поедешь добровольно.

Я плюхнулся на другой стул.

– Что мне делать?

Я чувствовал свое поражение. В интернате я умру. С моим лицом я стану объектом издевательств. И побоев.

Как глупо. Мне вполне нормально в трейлере.

– Не знаю, бэби, – покачала она головой, гладя мою изжеванную левую руку. – Знаю одно: кто-то перевернул твою жизнь.

39. Мэгги

– Я не верю, что в мире остались хорошие люди, – сказала я доктору Джейксу. Я сидела на краю кожаного кресла, и мой голос был громче обычного. Слишком громким.

– Почему ты так считаешь?

– Думаю, люди только притворяются хорошими. Может, начинают сами в это верить. Но на самом деле люди не злы… просто думают только о себе. Плевать им, по чьим трупам они ступают. И по чьим душам. Им нельзя доверять. По правде говоря, нельзя доверять никому.

Он нахмурился.

– Откуда это у тебя, Мэгги?

– Отовсюду!

Я только сейчас рассказала ему, какая мерзость творилась в моей семье. И он еще спрашивает, откуда взялось мое недоверие?

– Нельзя ли более определенно? – спросил он.

– Взять, например, Бена. Он был таким милым, таким чудесным. Я бы доверила ему все на свете.

– Ты доверила ему свое сердце.