Сломанный клинок - Кирилл Корзун

Облачённый в металлическую броню лёгкого мобильного доспеха «Гончий», уставший, он только что вернулся из короткой, отчаянной битвы с отрядом наёмников, попытавшихся захватить ещё один из производственных объектов рода. В этот раз Такэда устояли – командир гвардии взял на себя полное командование и смог нивелировать преимущества противников ловким тактическим ходом: разместил группы быстрого реагирования в узловых точках инфраструктуры, чтобы успевать перебрасывать их в случае атаки за исчезающе короткие промежутки времени. В результате этого наёмники не успели сделать свою работу до прихода подкреплений и отступили, причинив лишь поверхностный вред объекту атаки.

Упрёки брата вновь хлестнули главу рода по нервам, заставляя его дёрнуться так, словно тот плюнул ему в лицо. Дёрнуться, но уже без прежнего пыла, скорее из чувства противоречия, слишком много правды было в словах родственника. И всё же злость взяла своё, выразившись в неосторожных словах:

– Если ты не замолчишь, я…

– Убьёшь меня?! Смелее, брат! Потому что я не замолчу. Кто-то должен привести тебя в чувство! – заорал Нобуо главе в лицо и, недолго думая, ухватил брата за воротник кимоно, приподнял и как следует встряхнул. – Хватит!!! Ты нужен семье! Некогда распускать сопли.

Встряска помогла опешившему от такого натиска Харуки – багровая пелена гнева спала, воззвания Нобуо достигли своей цели, достучались до его разума. Когда брат поставил его на землю, Харуки согласно кивнул, усилием воли подавляя эмоции.

– Что ты предлагаешь? И что я пропустил?

– То, что ты пропустил, уже неважно, – отмахнулся от него командир гвардии. – Первое: мне нужна полнота власти над нашими силами. И чтобы ты не лез больше со своими гениальными затеями в войну. Оставь тактику и стратегию мне, хорошо?

Такэда Харуки поморщился, сплюнул, согласно кивнул и побрёл прочь с полигона. Ярость и гнев ушли, сменившись глухой и давящей на душу тоской, появившейся совсем недавно, после первого в его жизни поражения.

– Ты получишь всё что хочешь, Нобуо. Полную поддержку. Если понадобится, я буду лично выполнять твои требования. Только найди мне этих псов… Помоги отомстить за сына.

– Помогу. В этом и состоит мой долг. Просто занимайся своим делом. Финансы, внутреннее управление, внешние отношения. У нас перебои с поставками, люди, стыдно сказать, вот-вот разбегутся от нас. Ты нужен семье как прежний глава – сильный, уверенный в себе руководитель.

Харуки продолжал идти, торопливо, как будто хотел сбежать подальше. Он и пытался это сделать. Но не с полигона, а от воспоминаний. От серии ярких образов, ужасным калейдоскопом завертевшихся в его сознании…

…Раздолбанный в хлам «Ронин» у его ног – застывший в предсмертной агонии боец в пехотном доспехе распластался неподвижной, укоряющей статуей, в луже вытекающей из сочленений и рваных отверстий крови. Светло-серая многослойная броня не смогла защитить бойца от скрестившихся на нём очередей сразу из пяти автоматических турелей – крупнокалиберные пули размолотили стыки бронепластин, надорвали, проломили защиту и добрались до человеческой плоти, превратив её в мешанину из металла, пластика, крови, костей и мяса. Сквозь дыры в броне было видно, как соединяются разорванные человеческие мускулы и псевдомускулатура доспеха, как проводка оплетает обломки торчащих костей. Шедевр отвратительного биомеханического искусства запечатлелся в его памяти отчётливо, до каждой ужасающей детали. Пехотинец в «Ронине» умирал долго и мучительно, став первым кошмаром из многих. А их было ещё предостаточно.

Разорванный взрывом мины напополам «Рю-котсу»… Изломанные фигуры лёгких пехотинцев, покалеченных взрывной волной… Огрызающийся огнём периметр наёмников… Крики боли, вопли ярости и ругательства на волне штурмового отряда гулким эхом бились тогда в его черепной коробке, усиливая страх и неуверенность в себе, необходимую для уничтожения противника. А когда танкер наёмников взорвался и пламя от взрыва поглотило весь пирс, заживо запекая бойцов Такэда внутри МПД и испепеляя тех из них, кто не имел такой защиты, нервы мастера сдали окончательно – Харуки защитил себя и превратил всю часть порта в один беснующийся пламенем филиал Инферно, сжигая чужих и своих, наёмников и гвардейцев рода. Камон Такэда на плече одного из МПД – четыре ромба, образующих один большой ромб – медленно оплывал, пузырился краской на его глазах под аккомпанемент стонов, мольбы и проклятий умирающих…

Харуки не заметил, как брат нагнал его и положил руку ему на плечо.

– Брат, очнись. Хватит. Сейчас ты уже ничего не изменишь, – сказал Нобуо, стараясь говорить как можно мягче. – У нас есть цель. Пора заняться её достижением.

– Я начал эту войну во благо, Нобуо, во имя будущего и процветания, во имя славы и почестей, – тоскливо и глухо откликнулся Харуки.

– Ты выбрал не те методы. Мы платим цену за твой выбор, – жёстко ответил командир гвардии. – Пойдём. У нас много работы…

* * *

После разговора с Алексой, которому не удалось затянуться и поэтому оставшегося сугубо официальным, я недолго пребывал в раздумьях и отправился на свою, личную Голгофу.

Мне предстояла моральная казнь. Прятаться от Гены и Аллы не имело никакого смысла, а оттягивать момент «люлей» в собственных же глазах выглядело трусостью.

Опекуны жили в княжеском районе города. Шикарная пятикомнатная квартира в трёхэтажном доме с благоустроенным двором, закрытая территория с въездом по пропускам – все признаки финансового благополучия налицо. Откуда взялось подобное благополучие у зама главы ЧВК «Сибирский вьюн», которым являлся Геннадий? Лично у меня вопросов не возникало.

Поднимаясь по лестнице, я вспоминал своё знакомство с этим домом. Оно произошло через несколько дней после моей принудительной эвакуации из Японии, произошедшей лишь из-за того, что в своё время моя мама, в приступе предусмотрительности и паранойи, воспользовалась связями в посольстве, где когда-то работала, оформив мне двойное гражданство.

Бельский Андрей, командовавший отрядом эвакуации, помог оформить бумаги об опеке так быстро, что правительство Японии не успело глазом моргнуть, как утратило какие-либо права на меня. И друзья моей мамы, знакомые мне ещё по воспоминаниям детства Леона, частично проведенного в посольстве Российской империи, забрали меня к себе, в Сибирск.

Не знаю, что было бы со мной, если бы не они. Чужая страна, непривычный, хоть и хорошо знакомый язык, непонятные люди и полная неразбериха в голове, из-за конфликтующих при слиянии душ, – всё было чужим для утратившего семью ребенка. Гена и Алла сделали всё, что могли, всё, что от них зависело – дали мне понимание, тепло, любовь и ласку. Первый месяц в России я просто молчал, полностью замкнувшись в себе и воспоминаниях.

Две души в одном теле – это испытание.

Противоречивые желания, метания, несходство во мнениях, постоянный внутренний конфликт и на закуску – багровая дымка воспоминаний, всплывающая из недр подсознания в самые неподходящие моменты. Итогом стала депрессия.