Тоби Лолнесс. Книга 2. Глаза Элизы - Тимоте де Фомбель

И уселся по другую сторону костра. Минуту он колебался, сказать или не сказать, потом все-таки произнес:

— Лео Блю, у меня для вас есть еще одна новость.

Лео услышал волнение в его голосе и поднял голову.

— Говори!

Говорить Арбайенну не хотелось. Он перестал понимать, кто прав и кто виноват.

— Говори, — повторил Лео.

Минос Арбайенн заговорил.

Он буквально ощущал, что каждое сказанное слово все дальше уводит его от подлинного Миноса Арбайенна.

А по другую сторону костра каждое его слово ловил Лео Блю. Ненависть и гнев растекались по его жилам.

Элиза и Тоби…

Элиза и Тоби!

Они любят друг друга.

Лео Блю почернел. Его лицо исказила судорога.

От яростного дыхания Лео погас костер. Вздрогнул и Арбайенн. Темной ночью в одиночестве Лео Блю двинулся к озеру на встречу с Тоби.

Мо Ассельдор протянул Элизе чашку.

На полу разноцветного дома солнечные лучи вычертили теплые квадраты.

Весна!

С началом ясных дней Дерево превратилось в оркестр. Возбужденные медовым запахом почек, весело посвистывали ласточки, потихоньку гудел оживающий древесный сок, потрескивала, расправляясь в тепле, кора, журчали, обегая дом, ручьи талой воды.

Элиза взяла чашку из рук Мо — держала и смотрела на серебряную пыль, плавающую на поверхности. Иза сама показала, какое ей нужно лекарство, и вот уже несколько дней, как ей стало лучше от воздушной пыльцы папоротника.

Элиза осторожно поднесла чашку к губам матери. Иза маленькими глотками стала пить травяной настой, поглядывая на дочь. Она находила, что Элиза изменилась, стала мягче и вместе с тем сильнее.

— Зима кончилась, — сказала Элиза. — Начинается весна.

Иза повернула голову и посмотрела на Мо Ассельдора.

— А сил-то у малыша прибавилось, — обрадовалась она.

Услышав слова прекрасной Изы, Мо с Элизой смеялись: сейчас сил хорошо бы набраться самой Изе. Ради этого они оба и хлопотали вокруг нее, радуясь, что с каждым часом она чувствует себя лучше.

Мо взял на себя мужские обязанности в доме. Заделал в старой двери щели, которые прогрызла прошлая зима. Перестирал все цветные ткани, которые служили ширмами. После больших стирок руки Мо становились разноцветными, и он, конечно, очень уставал.

С наступлением хорошей погоды Иза начала волноваться. С весной в этих местах появляются солдаты. Они приходят на Нижние Ветви, когда тает снег, и обследуют разрушенные дома.

В прошлом году они провели в ее доме целую ночь. Изе пришлось прятаться в дровяном сарае за поленницей. Всякий раз, как они брали дрова, она боялась, что ее обнаружат. К счастью, они ушли, не успев истопить все, что было в сарае.

Теперь Мо постоянно наблюдал за окрестностями. Он знал, что нежданые гости могут явиться из глубин Нижних Ветвей. Заметив карабкающуюся по склону фигуру, он лег на землю, дополз до Элизы и сообщил:

— Идут!

Вдвоем они помогли Изе перебраться за последнюю ширму из темно-синей ткани, а сами затаились между ширмой и стеной.

— Оставьте меня здесь и бегите, — прошептала Иза. — Вы успеете.

Мо и Элиза не шелохнулись.

Дверь заскрипела. Послышались шаги, неровные, усталые. Изе показалось, что она узнала походку хромого солдата с Главной Границы. Он иногда приходил сюда, считая дом необитаемым.

Шаги смолкли. Послышалось что-то вроде подвывания. Элизе оно напомнило грустное пение, которое она словно когда-то уже слышала. Мать узнала мелодию раньше Элизы. Да и как не узнать! Она была знакома каждому на любой ветке, во все времена. С ней рождались, с ней умирали. Бессловесный стон. Плач страдающей души.

Элиза тихо выскользнула из-за ширмы. И увидела посреди комнаты того, кто плакал, закрыв лицо руками. Она тихо к нему подошла.

— Плюм Торнетт. Это ты, Плюм?

Плюм не испугался и не отскочил в сторону. Он прижался к Элизе и заплакал еще отчаяннее, еще горше.

Мо взял Изу на руки и вынес из-за ширмы. Никто из них не знал, откуда пришел Плюм Торнетт, что ему довелось пережить, но приняли его как родного.

Уже много дней Плюм питался сырыми личинками, и то если ему удавалось их находить. А так жевал кору и сосал снег. По его виду нельзя было сказать, что он сильно ослабел, но чувствовалось, что он потерян и напуган больше обычного. Выбравшись из подземного хода, Плюм оказался в полной темноте и в полном одиночестве. Позади случился обвал, и всех остальных поймали. Плюм побрел куда глаза глядят, и ноги сами понесли его к Нижним Ветвям.

Добравшись до дома, где он жил с дядей, Плюм нашел пепелище с обгорелыми останками своих гусениц.

Люди Джо Мича и отряды Лео Блю уничтожали все на своем пути.

Тогда Плюм вспомнил об Элизе. Она всегда была к нему добра и внимательна, и он был ей благодарен. Кто знает, может, и Плюму найдется местечко возле Элизы и ее матери. Увидев, что и их дом пуст, Плюм заплакал от отчаяния.

Появление Элизы, Изы и Мо Ассельдора вернуло Плюму почти утраченную надежду.

— Ты останешься с нами, Плюм, — утешила его Элиза.

Она давно догадалась, что в душе у Плюма Торнетта зияла незаживающая рана. Виго Торнетт рассказывал, что ребенком и юношей Плюм был веселым и болтливым. Немым он стал совершенно неожиданно. Немым и пугливым.

Спустился вечер. Иза наблюдала за сидевшей у очага молодежью. Элиза с гордостью вновь нарисовала гусеничными чернилами голубые полоски у себя на ступнях и теперь задумчиво глядела на огонь. Мо и Плюм, прижавшись друг к другу, крепко спали. В этом доме никогда еще не жило столько народу.

Изе вспомнилось, как она пришла на эту ветку пятнадцать лет тому назад. Одна на всем белом свете.

Тогда ей казалось, что до конца своих дней она будет жить в горе и отчаянии. Равнину она покидала, исполненная любви и счастливых надежд, крепко держа за руку своего Мотылька. И по дороге утратила все. С ней осталось лишь беспросветное горе.

Иза укрылась в пещерке, выдолбленной в коре одной из веток над Главной Границей. Эта пещерка и стала со временем разноцветным домом. Но тогда она забилась в нее в полном изнеможении. Она боялась всего. Ветер раскачивал ветки. Окружавшие ее ночные шорохи были иными, чем на равнине.