Ночной поезд в Мемфис - Элизабет Питерс

— Ради всего святого, Вики, ты когда-нибудь чему-нибудь научишься? Не знаю, как ты сюда проникла...

— Неужели не знаешь? Ты же ждал меня.

— В ванной комнате на той стороне холла, если быть точным. Мне сообщили о твоем побеге, и хоть поначалу у меня была слабая надежда, что ты не решишься на это, дурное предчувствие, что нечто в этом роде ты все же предпримешь, взяло верх. А теперь убирайся отсюда к чертовой матери, если сможешь.

Я смотрела на него с той же яростью, с какой он смотрел на меня. Зубы у меня были стиснуты так крепко, что даже челюсти заболели. Я не собиралась выходить через дверь, если Джон будет стоять возле нее, и вообще поворачиваться к ней спиной даже на мгновение. Через несколько секунд, видимо, поняв это, он опустил руки и пожал плечами:

— Ну, если ты так хочешь, — сказал он псам повернулся ко мне спиной.

Он не мог слышать меня — на мне были мягкие туфли, а под ногами — толстый ковер. Он не мог видеть меня — в комнате не имелось ни одной отражающей поверхности. Он просто знал. Его взметнувшаяся рука скрестилась в воздухе с моей так резко, что от неожиданности я выронила вазу. Она со стуком упала на пол, а я отскочила назад, пытаясь увернуться от этих проворных, неотвратимых рук. И ведь знала, что все усилия напрасны, но продолжала извиваться и сопротивляться даже после того, как он сковал мои руки и тяжелой ладонью зажал мне рот. Остатки самообладания покинули его: лицо пылало, а руки причиняли мне сильную боль, ногти впились в мою щеку. Я почувствовала, как от боли и ярости слезы хлынули у меня из глаз.

Он убрал руку с моего рта и немного ослабил хватку, но не настолько, чтобы я попыталась освободиться.

— Тупое, неблагодарное существо! Я пытаюсь вытащить тебя из этой истории. Если будешь визжать, сверну тебе шею!

Поскольку его пальцы лежали теперь у меня на горле, я не сомневалась, что он сможет — и захочет — привести угрозу в исполнение. Я глубоко вдохнула и заставила себя расслабиться, безвольно прильнув к нему. Краска гнева схлынула с его лица, и кончики губ чуть-чуть приподнялись.

— И думать не смей, — тихо предупредил он.

А я и не думала. Его ладонь скользнула с моего горла на щеку, потом длинные пальцы утонули в моих волосах, он запрокинул мне голову.

Отвратительно вспомнить, как я, должно быть, выглядела: полураскрытый рот, полузакрытые глаза... Однако, к счастью, они не были закрыты совсем, и я могла видеть дверь. Внезапная перемена выражения моего лица — от неохотного согласия к смущению и ужасу — послужила для него сигналом тревоги. Он отпустил меня и резко обернулся.

На ней были темные брюки и широкий льняной жакет, делавший ее похожей на маленькую девочку, надевшую вещи своего брата. Волосы связаны на затылке янтарно-золотистым шарфом под цвет широко раскрытых, немигающих глаз.

— А, это вы, Вики, — сказала она, — очень рада, что вы вернулись.

«Если я когда-нибудь видел глаза убийцы...» Бог знает сколько раз я читала эту избитую фразу в Бог знает скольких триллерах и вспомнила ее лишь как фигуру речи. Но сейчас это не было фигурой речи — я видела эти глаза перед собой.

Он метнулся так быстро, что я едва успела обеими руками схватить его поднятую руку:

— Ради Бога, Джон!

Он стряхнул меня резким движением, как человек, прогоняющий змею или ядовитое насекомое. Я отшатнулась назад, поскользнулась и упала с глухим стуком. Я не слышала выстрела, но услышала, как закричал Джон, и увидела, как тело его, скорчившись от боли, осело на пол.

Так вот, значит, как выглядит глушитель, подумала я, не в силах отвести взгляда от пистолета в изящной ручке Мэри. Почему-то мне казалось, что глушитель должен быть больше.

Она раскрыла рот, и из него извергся поток непристойностей, шокировавших меня не меньше, чем ее поступок. Если обращаться к литературным реминисценциям, это было все равно, как если бы кроткая героиня старинного романа обрушилась с ругательствами на почтенных дядюшку и тетушку. Алый ротик Мэри уже не казался миленьким, он искривился, как у греческой фурии, а глаза стали темными, как кофейная карамель.

— А, пропади ты пропадом! Какого черта он вмешался! — Она глянула на меня потемневшими желто-карими глазами, и это был такой взгляд, что я невольно съежилась и отступила, чем доставила ей явное удовольствие. — Ладно, не важно, по крайней мере какое-то время не будет путаться под ногами. Вы, конечно, не оставите его, не правда ли? Посмотрите, может, ему стоит помочь. Совсем не хочется, чтобы он загнулся. У меня есть план относительно вас, Вики, но его осуществление доставит мне гораздо меньше удовольствия, если он не увидит, что я с вами сделаю.

Дверь за ней закрылась. Ключ повернулся в замке. Джон сел.

— Промахнулась, — с удовлетворением сказал он.

— Промахнулась?! — сдавленно произнесла я, глядя на расплывшееся на его рукаве красное пятно.

— У нее были более серьезные намерения.

Дальнейших объяснений не потребовалось. Она наверняка знала, что единственный способ остановить его — это всадить пулю в одного из нас, вероятно, ей даже было не столь важно, в кого именно. Если бы он не отбросил меня...

А если бы я ему не помешала, он сам мог бы остановить ее прежде, чем она прицелилась и выстрелила.

Из всех вопросов, теснившихся в моем воспаленном мозгу, я выудила самый незначительный:

— Так она беременна?

— Если да, то не от меня. — Джон не поднял головы, он пытался закатать рукав, но это ему плохо удавалось.

— Ты хочешь сказать, что ты не... вы не...

— Как ты имела возможность убедиться, мои принципы не слишком строги, но есть границы, которых и я не преступаю. Если даже отбросить все остальное... — он взглянул на меня из-под густых ресниц, — если даже отбросить все остальное, я скорее положил бы к себе в постель «черную вдову»[50]. Если не веришь, а ты наверняка не веришь, могу представить доказательства. Макс и Уитбред ночевали по очереди у нас в каюте. Маленькая предосторожность... Ты не поможешь мне с этим рукавом? Она скоро вернется, и когда это случится, нам обоим лучше бы оказаться подальше отсюда.

В этом был резон. Я заставила себя подняться и пошла посмотреть, что есть в аптечке. Она была отлично оснащена, можно подумать, что они готовились к небольшой войне.

Я наложила марлю на кровавую борозду, оставленную пулей, и прилепила ее пластырем.

— Как ты собираешься выбраться отсюда? — спросила я. — Дверь ведь заперта.

— С помощью вот этих удобных маленьких приспособлений, которые ты предусмотрительно принесла с собой. — Джон попытался вынуть шпильку из моих волос.

— Так вот почему ты... Ой, это заколка с застежкой, она зацепилась.