Стремянка в небо - Татьяна Трунова

Петя кивнул.

Шотик Арменович удивленно посмотрел на парня. Видимо, даже события последних дней не заставили старика без оглядки верить в чудеса.

– Это хорошо, что веришь, – в свою очередь закивал Антон Павлович. – Не придется терять время, убеждая тебя в его существовании. А знаешь, кто они и откуда взялись?

Это Петя уже не знал. Судя по тому, с каким интересом Шотик Арменович смотрел на шефа Специального отдела, он тоже был не в курсе происхождения домовых.

Антон Павлович откашлялся.

– Значит, так, – начал он. – Рассказываю в общих чертах. Домовые являются духами-хранителями дома. Когда-то, очень давно, они тоже были людьми, а после смерти решили остаться в доме, чтобы хранить потомков от зла.

– Это… – офигел Петя. – Наш домовой мой прапра-не-знаю-сколько-прадедушка?

– Если вы веками жили в этом доме, то да. Как вариант, могли, переселяясь на новое место, перенести туда и домового. Это просто, нужно только наличие ношеного башмака или валенка, а домовой сам охотно пойдет с хозяевами в новый дом. Без людей духу-хранителю плохо – хранить некого. А еще могли вселиться в дом, где уже обитал свой домовой.

– Прабабушка рассказывала, что их раскулачили и выслали в нынешний Казахстан. Что там произошло с домовым… Не спрашивал.

– Я бы сказал, – заметил Шотик Арменович, – что с точки зрения христианской религии это ересь.

– Не скажите, Шотик Арменович. – Теперь шеф Специального отдела обращался уже к старику. – На Руси язычество настолько тесно переплелось с христианством, что стало неотъемлемой его частью. Вернее, не так: оно стало фундаментом, подложкой, если хотите, под основание христианства. Когда крестили Русь, там уже существовала своя богатая культура, неважно, что языческая. Христианские священники уничтожили материальное воплощение язычества и его главных носителей – волхвов. Как жили в те времена люди, чем дышали – мы знаем весьма относительно. В основном из летописей, конечно же, написанных христианскими монахами.

– И из археологических находок, – добавил Шотик Арменович.

– Да, из интерпретации археологических находок.

Слово «интерпретация» он произнес с некоторым нажимом.

– Я хотел немного другое сказать. Казалось бы, старых богов объявили несуществующими. Значит, начинаем верить с чистого листа? Ничуть не бывало. Менталитет народа, его мировосприятие, обряды, передающиеся из поколения в поколение, никуда не делись. Вообще, когда дело касается народностей, чистого листа не бывает. Мы всегда чьи-то потомки и наследники. Что же делать? Убить всех? Глупо и жестоко. Насаждение новой веры без убийств, конечно, не обходится, но крещение народа не есть его уничтожение. В данном случае. Ездить по городам и весям, чтобы уничтожать малейшие проявления старой веры? Это все равно что затыкать сито пальцами. Не знаю, специально так задумывалось или само собой получилось, но обряды той, языческой эпохи нашли свое место в эпохе новой, христианской. Обрели новые имена и смысл, видоизменились, но – остались. Наши предкиязычники чтили предков, они верили, что после смерти те продолжают оберегать потомков. Современное понимание семьи «мама-папа-я плюс бабушки и дедушки» – куцее по сравнению с тем, что подразумевали под ней прадеды. Их понимание семьи не ограничивалось близкими и дальними родственниками. Семья имела также временной аспект, то есть в нее входили умершие и еще не родившиеся. Умершие продолжали наблюдать за человеком с Небес, всячески помогали ему и оберегали. Особо ответственные личности после смерти никуда из дома не уходили, становясь хранителями своих потомков на этом свете. Потомки же обязаны продолжать род, сохранить его в поколениях. И так век за веком. …Вот ты, кстати, Петр, свой долг перед родом не выполнил. К твоим годам у тебя должны уже внуки быть.

– Митька пусть старается, – буркнул Петя. Неудавшаяся женитьба до сих пор была его больной мозолью.

Антон Павлович не обратил внимания на его слова, продолжал:

– Так вот, домовые. Русь крестили, и культ предков начал угасать, поскольку умершие потеряли статус мелких богов. Особенно быстро процесс пошел после развития городов. Люди передвигались с места на место, уходили из деревенских общин в поисках лучшей жизни. Человек без родичей и племени перестал быть предметом жалости и ужаса – а умершие перестали превращаться в хранителей дома. Стали этакими эндемиками, представителями седой древности. Но! – Тут он нравоучительно поднял палец. – Это распространенное заблуждение. Свято место пусто не бывает. Согласно последним исследованиям, культ предков исчез, однако механизм превращения умершего в хранителя никуда не делся. Просто он стал работать на другом топливе, вот и все. Человек, любящий своих детей и внуков настолько, что готов пожертвовать ради них всем, после смерти часто превращается в хранителя – домового, чтобы и дальше оберегать родных от бед.

Шотик Арменович с сомнением покачал головой:

– Что-то не сходится. Если ты любишь своих детей и внуков, значит, после смерти ты обязательно превратишься в домового? Тогда их должны быть миллионы, а это не так. Насколько я понял, встречаются они не так уж и часто?

– Тут есть два обязательных условия: любовь только к своему ребенку и – любовь должна быть безумной.

– Насколько безумной?

– Достаточно, чтобы ради своего дитя без тени сомнения быть готовым уничтожить весь остальной мир, включая чужих детей.

– Клиника, – поставил диагноз Петя. – Хотя… Жизнь – штука сложная.

– Я же сказал: без тени сомнения.

– А‐а.

Петя умолк, задумавшись над сложностью бытия.

Антон Павлович подождал, ожидая, не скажет ли он еще чего, однако не дождался и продолжил:

– Существует предположение, что таким образом наш мир защищает себя от таких людей.

– Превращая их в хранителей?

– А чем оно плохо? – пожал плечами шеф Спецотдела и поспешил добавить: – Но это только предположение.

К тому времени они уже дошли до Маратова дома. Антон Павлович торопливо досказывал, явно уже жалея, что затеял столь длинную лекцию. У Шотика Арменовича горели глаза, он оперся на штакетник и весь подался вперед, чтобы не упустить из рассказа ни слова. Петя тоже слушал заинтересованно, но не настолько, чтобы забыть о своих проблемах с безопасностью. К тому времени уже стемнело. Темнота была осенняя, густая, в чем-то даже уютная. В такой темноте хорошо прятаться. Сесть на корточки, тихо сидеть, прислушиваясь к своему дыханию, становясь частью дождя, мокрой травы и шершавых досок забора, к которому прислоняешься спиной. Никто-никто не догадается поискать тебя здесь. А ты будешь наблюдать за поисками и радоваться своей хитрости. Фонари силились разогнать темноту, но у них не хватало сил. Их тусклый свет, наоборот, делал ее гуще.

Петя всмотрелся в темноту с подозрением, но все было тихо.

– Вы мне лучше про деда Марата и безопасность растолкуйте, – перебил он шефа Специального отдела.