Песня для зебры - Джон Ле Карре

Под одобрительные выкрики стаканчики поднимаются в мою честь. Меня захлестывают волны чувств: вины, гордости, солидарности, признательности. Когда навернувшиеся слезы отступают, Макси сует мне белый конверт, такой же, какой выглядывал из папки Хаджа.

— Пять штук, старик, штатских. Тебе ведь Андерсон столько обещал?

Точно, киваю я.

— Вот, выбил тебе семь. На мой взгляд, и этого мало, но больше не получилось.

Я принимаюсь благодарить его, но от смущения низко опускаю голову, так что не уверен, слышит ли он мои слова. Пуленепробиваемая рука в последний раз хлопает меня по плечу. Когда я поднимаю глаза, Макси уже в другом конце самолета, а Бенни громогласно велит всем поберечь задницу, потому что мы идем на посадку. Я послушно достаю свою сумку и готовлюсь беречь задницу, но поздно — мы уже приземлились.

Я не видел, как они покидали самолет. Наверное, не хотел видеть. Да и что могли бы мы сказать друг другу на прощание? У меня перед глазами картинка собственного изобретения: с вещмешками через плечо, насвистывая “Марш полковника Боуги”[46], они строем маршируют к выходу из зеленого ангара и вверх по небольшому пандусу, к безымянному автобусу.

Женщина-охранник провожает меня по бесконечным коридорам аэровокзала. Сумка висит у меня на плече. Я останавливаюсь перед толстяком, сидящим за столом. Опускаю сумку на пол. На столе стоит другая сумка — красная, спортивная.

— Вам надлежит проверить содержимое и опознать свои вещи, — бубнит толстяк, даже не взглянув на меня.

Я расстегиваю спортивную сумку и опознаю: один смокинг темно-вишневый с брюками в тон; одна парадная белая рубашка, один широкий шелковый пояс — все это плотным комом намотано на мои лакированные ботинки. В конверте с мягкой подложкой мой паспорт, бумажник, записная книжка, разные мелочи. Черные шелковые носки засунуты в левый ботинок. Вытащив их, я обнаруживаю свой мобильный телефон.

На заднем сиденье черной “вольво эстейт” я еду на казнь. Ведет машину та же самая охранница. На ней форменная фуражка с козырьком. В зеркальце заднего вида я разглядываю ее вздернутый носик. Ледериновая сумка зажата у меня между колен. Спортивная лежит на сиденье рядом. Мобильный телефон во внутреннем кармане, поближе к сердцу.

Смеркается. Мы минуем унылое нагромождение ангаров, механических мастерских, кирпичных контор. На нас надвигаются освещенные прожекторами железные ворота с колючей проволокой. Вооруженные охранники в дутых куртках и жокейских шлемах расхаживают взад-вперед. Охранница направляет автомобиль прямо в закрытые ворота и жмет на газ. Ворота разъезжаются. Мы пересекаем залитую гудроном площадку и подъезжаем к островку безопасности, обсаженному красными и желтыми цветами.

Щелкает замок на дверцах “вольво”. Свободен все-таки. На часах в зале прилета — двадцать минут десятого. На дворе жаркий летний субботний вечер. Я вернулся в Англию, из которой не уезжал, и теперь мне нужно поменять доллары.

— Хорошего воскресенья, — от души желаю я женщине за рулем. Что в переводе означает: спасибо, что помогли мне протащить пленки и блокноты мимо таможни Лутонского аэропорта.

Автобус-экспресс до вокзала Виктория стоит пустой, внутри еще выключен свет. Несколько водителей курят и болтают у передней двери. Сбежавший из темницы узник занимает место в самом конце салона и снова зажимает кожаную сумку ногами, забросив спортивную на багажную полку. Включает мобильник. Экранчик загорается, аппарат вибрирует. Беглец набирает “121”. Суровый женский голос предупреждает: у него пять новых сообщений.

ПЕНЕЛОПА, ПЯТНИЦА, 19:15: Сальво, ты совсем рехнулся, зараза? Где тебя черти носят? Мы тебя обыскались. Сначала ты опоздал, потом несколько человек видели, как ты посреди вечеринки свалил через боковую дверь. Зачем? Фергюс обошел все бары внизу, все туалеты, потом ребята по улице бегали, тебя звали… (Приглушенно: “Да, дорогой, я знаю”.) Мы сейчас в лимузине, Сальво, едем на ужин к сэру Мэтью. У Фергюса есть адрес, если ты вдруг потерял. Как не стыдно, Сальво?!

ПОРНО-ТОРН, ПЯТНИЦА, 19:20 (шотландский выговор с лондонскими наслоениями): Сальво, послушай, мы страшно беспокоимся, где ты, старик? Если не проявишься на этом свете в течение часа, я предложу, чтобы мои ребята прошли с бреднем по окрестным речкам. Так, у тебя есть чем писать? А бумага? Что-что? (Неразборчиво, взрыв хохота.) Пенелопа говорит, ты записываешь самое важное прямо на руке. Может, и еще на чем, а? (Диктует адрес в Белгравии.)

ПЕНЕЛОПА, ПЯТНИЦА, 20:30: Я у сэра Мэтью, Сальво. Очень красивый дом. Получила твое сообщение, спасибо. Мне плевать, что у тебя там за клиент такой-разэтакий, самый старый и самый надежный. Ты не имеешь права так меня унижать, понял? Минутку, Фергюс… Ты, может, не в курсе, Сальво, но сэр Мэтью ужасно суеверен. И вот из-за тебя нас за столом тринадцать человек в пятницу! В общем, пока я тут тебе названиваю, Фергюс отчаянно пытается хоть кого-нибудь… о, нашел! Кого раскопал, Фергюс? (Прикрывает трубку рукой.) Так, он договорился с Джелликоу. Желе заткнет течь. У него нету смокинга, но Фергюс велел ему протрезветь и приезжать в чем есть. В общем, делай что хочешь, Сальво, но сюда являться не вздумай. Продолжай копаться в чем ты там копаешься. Стол сэра Мэтью на пятнадцать человек не рассчитан, а я уже достаточно позора натерпелась по твоей милости.

ПЕНЕЛОПА, СУББОТА, 09:50: Это Я, Дорогой. Извини, если я вчера погорячилась. Просто ужасно за тебя беспокоилась. Не могу сказать, что уже не сержусь, но если ты мне все-все объяснишь, я, может, и пойму. Ужин, кстати, получился довольно занятным для великосветского банкета. Желе лыка не вязал, но Фергюс за ним приглядел, не дал опозориться. Будешь смеяться, сейчас расскажу, что еще приключилось. Я не смогла попасть домой! Сменила сумочку на работе, а ключи переложить забыла. Я-то думала, мой благоверный будет на месте, меня заберет и проводит… Пола где-то шлялась, то есть взять ключ у нее я тоже не смогла. В общем, в результате провела ночь в гостинице — надеюсь, за счет газеты. А сегодня — нудятина, конечно, но лучше бы съездить, раз уж ты все равно от меня сбежал — я согласилась побыть примерным товарищем, так что отправляюсь слушать, как Фергюс будет выступать перед компанией очень важных рекламодателей в каком-то роскошном загородном особняке в Сассексе. Потом вроде бы намечается пьянка, с крупными шишками в рекламном деле, так что я подумала, мне это может оказаться полезно. Я имею в виду, встретиться с ними в неформальной обстановке. Сэр Мэтью тоже едет, так что отличная дуэнья мне обеспечена. В общем, я сейчас в офис — за вещами и быстренько переодеться. Так что до скорого, милый. Либо вечером увидимся, либо уж завтра. Я, естественно, все еще на тебя страшно зла. Поэтому с тебя бурррные извинения. И, пожалуйста, не слишком казни себя за вчерашнее: я все понимаю, честно, хоть и прикидываюсь врединой. Чао! Да, вот еще что: я там буду без связи — никаких мобильников, сам понимаешь. В случае чего звони Поле. Пока-пока!