66 градусов северной широты - Майкл Ридпат

Харпа продумала предстоящую беседу с Бьёрном. Она знала, что от этого разговора настроение ее не улучшится.

Харпа успела прийти домой до начала дождя, приготовила себе просто чашку кофе и набрала номер Бьёрна, надеясь, что он не в море. Было необходимо покончить с этим.

Бьёрн ответил после второго гудка.

— Привет, это я, — объявила Харпа.

— О, привет.

Голос его звучал встревоженно.

— Бьёрн, мне… мне нужно поговорить с тобой.

— Говори.

— Помнишь парня, прицепившегося к нам в тот вечер в квартире Синдри? Его зовут Фрикки?

— Да, конечно, помню.

— Так вот, он вчера пришел в булочную со своей подружкой. И сегодня они заявились снова. Кажется, он думает, что Синдри причастен к убийству Оскара и к стрельбе в британского канцлера казначейства.

— Это совершеннейшая бессмыслица. С чего ты это взяла?

— Он говорит, что Синдри вел разговор о решительных действиях против банкиров и против людей, спровоцировавших креппу.

— Да, но он был пьян. Все мы были пьяны.

— И он сказал, что, возможно, ты тоже причастен.

— Я? Каким образом? В них стреляли в других странах, разве не так?

— Да, но он сказал, вернее, сказала его подружка, что ты мог вылетать в Лондон и во Францию, заявляя мне, что уходишь в море на лов рыбы.

— Харпа, это просто нелепо!

И Харпа согласилась. На слух это действительно прозвучало нелепо.

— Я так и сказала им.

— Правильно. Они не собираются пойти в полицию, а?

— Нет, не думаю. Но…

— Но что?

Харпа глубоко вздохнула. До сих пор она не проявляла недоверия к Бьёрну, не выказывала и никакого подозрения. Ни разу. Но теперь приходилось.

— Бьёрн, почему у тебя был при себе паспорт, когда ты приехал ко мне на прошлой неделе?

— Что?

— Почему у тебя был паспорт? Я видела его. В кармане куртки.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что веришь им?

— Нет. Я только спрашиваю о паспорте.

— Ну. Мм… Он был мне нужен.

— Для вылета за границу?

— Нет. Для удостоверения личности. На другое утро у меня была назначена встреча в одном из банков Рейкьявика по поводу займа на покупку судна.

Говорил он все быстрее и увереннее.

Словно придумывал удобное объяснение на ходу.

— В каком банке?

— Мм… В «Кейптинге».

— Но ведь там не спрашивают паспорта, так ведь?

— Да, я счел это странным. Видимо, новые правила. Более строгие.

— Значит, потом ты вышел в море на несколько дней? — спросила Харпа, одолеваемая сомнениями.

— Да. Я говорил тебе.

— На каком судне?

— Послушай, Харпа, неужели мне нужно оправдываться перед тобой? Ты же не поверила этому парню, так ведь? Так?

— Не знаю. Теперь не знаю, Бьёрн.

— Харпа, это что такое?

В голосе его слышался гнев.

— Ладно. Задам тебе этот вопрос и больше к нему не вернусь. Был ли ты причастен к убийству Оскара и к стрельбе в Джулиана Листера?

Молчание.

— Бьёрн?

— Нет. Нет, Харпа, не был. Я не стрелял ни в того ни в другого. Ты не веришь мне?

Харпа прекратила разговор.

Но через минуту ее телефон зазвонил. Она не ответила. Села на кухонный пол, прижавшись спиной к шкафу, и заплакала.

Нет. Она ему не верила.

* * *

Минут через десять открылась дверь.

— Харпа?

— Мама?

Она подняла взгляд: на пороге, озабоченно глядя на нее, застыли ее отец и сын.

— Мама, ты упала?

Харпа начала подниматься. Эйнар помог ей. Маркус подбежал и обнял ее. Стало немного легче.

Эйнар отправил мальчика в гостиную смотреть телевизор.

— Харпа, что случилось? — спросил он.

— Ой, папа. Папа, я не знаю, как мне быть.

— Иди ко мне.

Он обнял ее сильными рыбацкими руками. Грудь его была широкой, от него пахло табаком. Обычно Харпа терпеть не могла сигаретного запаха, но у отца он напоминал ей о детстве, о радости встречи, когда он возвращался с моря. Тогда, правда, ощущался еще и запах рыбы.

— Сядь и расскажи мне о своих проблемах. — Он улыбнулся. — И поднимись наконец с пола.

Харпа села за кухонный стол. Ей хотелось поговорить, очень хотелось. А разговор с Бьёрном теперь был невозможен. Ну и черт с ним. И она стала рассказывать отцу.

Начала Харпа с демонстрации и случайной встречи в квартире Синдри. Особо отметила, что, по мнению Фрикки, Синдри и Бьёрн причастны к расстрелу Оскара и Джулиана Листера. Добавила, что Бьёрн это отрицает, но она ему не верит.

А потом, дабы придать своей исповеди большую значимость и снять тяжесть с души, поведала и о том, что выманила Габриэля Орна в тот, ставший для него роковым вечер. В общем, ничего не утаила, умолчала, однако, о связи между ней и Оскаром, а также между его внуком и банкиром.

— О, моя бедная голубка, — с растроганным видом проговорил Эйнар, сжимая ее руку в своей. — Я так и думал, что эти январские события добром не кончатся. Но не представлял, что с тобой случится такая скверная история.

— Я знаю. Можешь простить меня?

Харпа с мольбой смотрела в глубину ясных, суровых голубых глаз. Просьба ее была трудновыполнимой. Отец всегда любил ее, она это знала, но он оценивал ее поступки по своим, весьма высоким меркам, и если она не оправдывала его ожиданий, с наказанием не медлил. Это была основная причина ее успехов в школе, в университете и потом в банке: она не хотела разочаровывать отца.

И вот теперь признавалась ему в том, что убила человека.

В уголках голубых глаз появились морщинки.

— За что тебя прощать? Это несчастный случай. Ты не собиралась его убивать, так ведь? А этот мерзавец заслуживал хорошей трепки — мне надо было бы заняться им самому.

— Но он умер, папа, он умер!

— Да, это так. Я не скажу, что он этого заслуживал, но твердо убежден в том, что это не твоя вина. Ты просто оказалась не в то время не в том месте. Из этого и исходи в своей оценке происходящего.

Эйнар сжал ее руку.

— Спасибо, — еле слышно проговорила Харпа с улыбкой, чувствуя облегчение. Она понимала, что оно временное, однако получить поддержку от отца ей было крайне необходимо. — Но что мне делать теперь?